Органон врачебного искусства, или Основная теория
способа
|
Когда оказывалось, что жизненная способность облегчала тот или другой тягостный припадок хронической болезни мокрой сыпью, то врач-служитель природы (minister naturae) прикладывал к гниючему месту пластырь шпанских мушек, или коры волчьего лыка, для извлечения из кожи еще более влаг и для вспоможения сим образом спасительному усилию природы. Но какие проистекали оттуда следствия? Если влияние лекарства было слишком жестоко, и водянистый лишай уже застарелый, и тело весьма раздражительно, врач увеличивал местный недуг сверх меры и умножал боли, лишавшие больного сна, ослаблявшие его силы и пораждая лихорадочную и злокачественную рожу. Если, напротив, действие лекарства было слабее, и местная боль произошла недавно, то врач, помощью Гомеопатического средства, направленного к наружным частям тела, невольно прогоняя местный припадок, возобновлял через это внутренние страдания и принуждал жизненную способность к новым болезненным переносам, худшим чем первые, и произведенным в благороднейших частях; например, больной тогда подвергался воспалению глаз, глухоте, или желудочным корчам, судорогам, падучей болезни или приступам удушья и удара, или умственным и душевным болезням, и пр., и пр., — страдания, часто почитаемые аллопатическим врачом за новые, тогда как они суть только неизбежные последствия уничтожения местного недуга местными лекарствами. — Когда больной организм производил прилив крови к венам прямой кишки или заднего прохода, служитель природы приставлял туда пиявок, часто во множестве, чтобы способствовать выходу крови. От того следовало некоторое облегчение, соединенное со слабостью тела; но за этим временным поправлением вскоре наступали новые сильнейшие приливы к тем же частям, а первоначальное зло всё не уменьшалось нимало. — Во всех случаях, когда природа для некоторого утоления опасного недуга во внутренности тела старалась изпразднить несколько крови или рвотой, или кашлем, и проч., врач (duce natura) тотчас заботился помочь сему спасительному движению обильным кровопусканием, которое всегда почти неминуемо ослабляло больного в настоящее время и готовило ему вредные последствия в будущем. — В частых хронических тошнотах служитель природы давал сильные рвотные, дабы помочь природе очистить желудок, но от того всегда происходили худые и даже ужасные следствия. — Иногда жизненная способность для облегчения внутреннего худосочия производит холодные опухоли внешних желез; покорный врач, думая услужить своей владычице, тотчас приводит эти опухоли в воспалительное состояние раздражительными мазями и пластырями, дабы открыть потом созревший веред и выпустить из него вредную болезнетворную материю. Но увы, ежедневный опыт научает нас тысячей примеров, что подобные действия влекут за собой, почти без исключения, продолжительные страдания! — Заметили также легкое поправление в хронических болезнях после ночного пота и естественного поноса; посему служитель природы почитал себя вправе следовать сим спасительным указаниям и помогать усилиям жизненной способности лечениями возбуждающими пот и разбивающими, часто продолжаемыми в течение многих лет. Но из этого следовало всегда противное стремлению врача, т.е. ожесточение первоначального недуга. Аллопатическая школа должна бы уразуметь, что все эти испражнения, боли, местные припадки и пр., производимые природой в болезнях и кажущиеся произвольными отвлечениями, суть в сущности припадки, принадлежащие к полному виду болезни, против которой должно искать лекарства совершенно Гомеопатического, т.е. производящего первоначальные действия, совершенно подобные действиям естественного повреждения; ибо одно лишь такое лекарство в состоянии излечить ее. Хотя старая школа приняла за правило, что дóлжно помогать естественным усилиям природы, однако в практике она часто позволяла себе противное, прерывая внутрь вгоняющими лекарствами упомянутые испражнения, боли и переносы болезни, когда они становятся в тягость больному. Таким образом прекращали болезни, бессонницу и хронические поносы приемами опиума, чрезмерно увеличенными, рвоту — микстурой, содержащей углекислый газ, вонючий пот ног — холодными ваннами и вяжущими примочками, сыпи — свинцовыми и цинковыми составами; таким образом останавливали маточные геморрои впрыскиваниями уксуса, разжижающий пот — квасцовой водой, частые приступы летучего жара на лице и на теле — селитрой и растительной кислотой, кровотечения из носа — затыкая ноздри полотняными комками, напитанными винным спиртом или вяжущими жидкостями; таким образом иссушали на ногах раны свинцовыми и цинковыми окисями и пр., и пр. Но тысячи примеров достаточно доказывают, что эти антипатические лечения сопровождаются большей частью печальнейшими следствиями. Пособия, доставляемые одной природой в болезнях острых или хронических, правда, несовершенны, но они всегда еще лучше искусственных подражаний, ибо природа, производя свои переломы и отвлечения, следует путем сокровенным и таинственным, неизвестным нам; посему аллопатические подражания суть производства гораздо более опасные, действующие с большей жестокостью на организм и производящие в нем следствия менее удовлетворительные, чем произвольные усилия жизненной способности. Старались подражать природе, производя кровотечения из носа посредством саднящих инструментов для укрощения приступов хронической головной боли. Но хотя заставляют кровь течь из ноздрей обильно, всё облегчение бывает гораздо меньшее, нежели какое производит потеря нескольких капель крови, извергаемой инстинктом природы, самим по себе. — Пот или опасный понос, произведенный жизненной способностью в острой болезни, недавно произошедшей от испуга, скорби или простуды, прекращает недуги с гораздо большей действительностью, чем все потогонные и слабительные лекарства. Но я еще раз повторяю, что действия жизненной способности в болезнях не должны служить нам образцом. Эта дивная сила, назначенная управлять телом в состоянии здоровья совершеннейшим образом, эта сила вездесущая, во всех частях организма, и в раздражительных и в чувствительных волокнах, этот неутомимый двигатель всех правильных действий органической машины, эта превосходная способность, говорю я, не создана для врачевания болезней, которое было бы достойно подражания! Такое благородное и важное искусство должно быть творением силы возвышеннейшей — ума человеческого! Ум, одаренный мышлением свободным, суждением и разумением должен пещись о сей жизненной способности мощной, но машинальной, когда она в отправлениях своих связана недугом; он должен возвратить ей первородную ее гармонию и свободу отправлений! И может совершить это, когда против естественного страдания вооружается подобным врачебным страданием, которое пересилит и уничтожит первое, и потом, вскоре исчезнувши и само, оставит организм совершенно здоровым! Тогда жизненная способность тотчас воспримет бразды управления и возвратится к настоящей своей должности: оживлять и сохранять организм в здоровом состоянии, — и все это превращение совершится безо всякого приступа болезненного и ослабляющего. Употреблять такую при лечении хитрость учит нас Гомеопатическое Врачебное искусство! Правда, много больных, лечившихся по упомянутым врачебным способам старой школы, избавились от своих болезней, но только от болезней скоротечных (предполагая всегда, что они не были весьма опасны), а не от болезней хронических (не любострастных). Однако и при пользовании этих скоротечных болезней употреблялись способы лечения не прямые, столь продолжительные, что их нельзя назвать легкими, такими, какие приличны врачебному искусству. Прерывали болезнь, выпуская кровь, или противополагая главным припадкам лекарства енантиопатические и паллиативные (следуя правилу "contraria contrariis curantur"), или лекарства противодействующие и отвлекающие, направляемые на здоровые части организма дотоле, пока наступит время, когда болезнь окончит свой естественный ход, — производства, которые чрезвычайно расточали силы и влаги больного, и в которых главнейше полагались на крепость жизненной силы, как долженствующей более способствовать совершенному излечению болезни, равно как и восстановлению сил и питательных соков, похищенных у организма. И так жизненной силе должно было преодолевать не только естественные, скоротечные страдания, но еще и вредные последствия жестокого лечения, что ей и удавалось во многих случаях не столь тяжких, но часто с трудом и несовершенным образом. Короче сказать, остается по крайней мере сомнительным, чтобы выздоровление в скоротечных болезнях могло сокращаться и облегчаться от посредничества аллопатического врачебного искусства, которое может только подражать отвлекающим и противодействующим способам природы, но с гораздо большей жестокостью и тратой сил. IV. О СПОСОБАХ ВОЗБУЖДАЮЩИХ И УКРЕПЛЯЮЩИХСтарая школа обладает еще одним способом врачевания, который называется: способ возбуждающий и укрепляющий, употребляющий лекарства, известные под названием нервных, тонических, возбуждающих, укрепляющих (nervina, tonica, excitantia, confortantia, roborantia); он есть настоящий противодействующий, и я скажу о нем подробнее в изложении сего "Органона", § 55. Надобно удивляться, как мог врач хвалиться таким врачебным способом! Неужели эта слабость, столь обыкновенная, порожденная и поддерживаемая или по крайней мере усиливаемая хроническим худосочием, могла когда-либо быть прогнана употреблением эфирного Рейнского или Токайского вина, как покушалось на сие врачебное искусство бесчисленными опытами? Силы всё более упадали, по мере как увеличивали приемы этих раздражающих жидкостей; потому что истинная причина слабости, т.е. хроническая болезнь, не уничтожена, и потому что за всяким искусственным возбуждением жизненной способности следует во вторичном влиянии ослабление сил. Неужели кора хины, или множество сомнительных лекарств, отличаемых названием горьких, возвращали когда-либо силы больному в подобных случаях? Beдь эти вещества прозябаемые, которые почитались совершенно напрягающими мышечные волокна (tonica) и укрепляющими, равно как и лекарства из железистых приготовлений, не прибавляли ль часто к прежним страданиям новых припадков, им свойственных, никогда не врачуя слабости, которая основывается на болезни застарелой и неизвестной? Могли ль когда-нибудь излечить или уменьшить в продолжение времени начинающееся расслабление руки или ноги, припадок весьма обыкновенный в хронических худосочиях, нервическими мазями (unguenta nervina) или другими спиртовыми и бальзамическими третями? — И удары электрической машины или галванической колонны17 производились когда-либо в подобных членах иное действие, кроме увеличения расслабления, и мало-помалу совершенного уничтожения всей раздражительности мускулов и всей чувствительности нервов в пораженных частях? Разве лекарства, возбуждающие похоть (Aphrodisiaca), каковы: амбра, корюшка, настойка из шпанских мушек, трюфели, имбирь, корица и ваниль, восстанавливали когда-нибудь прочным образом детородные силы, нечувствительно ослабленные — припадок, всегда имеющий основанием скрытую хроническую заразу? Нет, эти возбудительные лекарства производили мало-помалу совершенное бессилие! Как же возможно хвастаться тем, что возбудили и оживили ослабленные органы на краткое продолжение времени, если по закону всех паллиативных средств всегда последовало действие противоположное как прочное следствие! Я не отрицаю, что возбуждающие и укрепляющие лекарства производят некоторые полезные действия при выздоровлении больных, которых лечили по старым способам в скоротечных болезнях; вот что значит сия малейшая польза в сравнении с тем безмерным вредом, который причиняют они в болезнях хронических! Таковы были способы лечения старой медицинской школы. Врачи не знали первоначальной причины хронических болезней, хотя хвалились, что производили лечения, заимствованные от причин. Спазмы, воспаление, лихорадка, общая и частная слабость, накопление слизи, гниение, завалы и пр., и пр., были рассматриваемы как побудительные причины болезней, и соответственно оным употреблялись лекарства противоспазмодические, противовоспалительные, укрепляющие и возбуждающие, противогнилостные, испражняющие, разрешающие, отвлекающие и противодействующие. Но по признакам столь общим нельзя находить лекарств, приличных для каждого случая болезни, особенно в простом Врачебном Веществословии, которое, как я доказал в другом месте, основывается по большей части на догадках и ложных доводах, выводимых из употребления лекарств в болезнях (abusu in morbis)18. Также дерзко поступали и с прочими болезнями, коих мнимые причины были еще загадочнее, каковы: недостаток или избыток кислотвора, азота, углетвора и водотвора во влагах, неправильное повышение или понижение раздражительности, чувствительности и плототворения, расстройство системы артерий, вен или волосных сосудов, изнеможение и пр., и пр. — всё это без знания средств для осуществления понятий столь Фантастических. Это были лечения, льстившие тщеславию врача, но бесплодные для больного! V. О СОСТАВЛЕНИИ ЛЕКАРСТВПрибавьте ко всему этому обыкновение смешивать разнородные лекарства в Формулы, называемые рецептами, обыкновение, введенное с давнейшего времени и обратившееся даже в закон искусства — и можно ли теперь сомневаться, чтобы такое лечение было спасительное, отчетливое и приличное! — На первом месте такового рецепта находится лекарство главное, называемое основанием (basis), долженствующее бороться с существенным свойством болезни; на втором месте становится одно или много лекарств вспомогательных (adjuvantia), назначенных соответствовать такому или другому признаку вторичному, или, лучше, усиливать действие главного лекарства и третий ряд занимает лекарство поправляющее (corrigens); все эти различные целебные вещества, собственных и истинных сил коих в сущности не знали, исправно смешивались вместе, и, может быть, еще приводились в определенную Форму посредством какого-нибудь сиропа, или какой-нибудь врачебной перегнанной воды — средство восприемлющее (excipiens). Воображали, что каждое из сих средств совершенно выполнит назначение, отдельно на него возлагаемое, не подвергаясь противодействую других составных веществ смеси — предположение весьма странное, коего осуществление не может представить себе здравый рассудок. Одно из сих лекарств уничтожало действие другого, или совсем или отчасти, или же давало ему видоизменение и направление совершенно новое, так что невозможно было достигнуть ожидаемого следствия; но в замену часто последовало новое динамическое страдание, последствие лечения, которое сначала не могло быть замечено в смешении припадков естественной болезни, но которое при долгом употреблении того же рецепта становилось постоянным, придаточным, т.е. искусственной болезнью, соединенной с болезнью естественной и усиливающей сию последнюю. В случаях благоприятнейших, когда тот же рецепт не долго был наблюдаем, но вскоре заменялся одной или многими новыми смесями (составленными из разнородных снадобей), следовало по крайней мере увеличение слабости; ибо часто сии вещества, предписываемые по правилам школы, не имели почти никакого прямого направления к первоначальному страданию, но действовали только на части организма менее пораженные, что бесполезно и вредно. Смешивать вместе многие лекарства, из которых каждое само нередко составлено из других простых веществ, смешивать вместе сии различные средства, говорю, коих не известна нам и одна тысячная часть действий чистых и первоначальных, заставлять больного принимать эту таинственную смесь в больших приемах, часто повторяемых, и хотеть сверх того, чтобы оттуда произошло последствие известное и наперед расчисленное, согласитесь, что все это несообразно в здравом рассудке! Конечно, от такой смеси происходят последствия, но последствия неожиданные, неспасительные. Неужели такое производство дела на удачу, при постели больных, заслуживает название врачевания! Нелепость сих составных лекарств чувствовали уже врачи старой школы, хотя и следовали в практике вековому обыкновению против собственного своего сознания. Послушаем, что говорит Marcus Herz19, выражающий беспокойство своей совести следующим образом: "Если лечим мы воспалительное состояние, то не употребляем ни селитры, ни нашатыря, ни растительной кислоты отдельно, но смешиваем вместе многие, и часто очень многие из сих лекарств, называемых, противовоспалительными, или же предписываем употреблять их в одно и то же время. Если нам дóлжно остановить гниение, мы не довольствуемся для достижения сей цели назначением (в большом количестве одного из лекарств, признанных противогнилостными, каковы хина, минеральные кислоты, баранник, змеевик и пр.); нам лучше нравится смешивать многие из них, полагаясь на их общее действие, или мы соединяем даже лекарства разнородные, не зная, которое по силе своей прилично настоящему случаю, и оставляя таким образом наудачу, угодно ли будет одному из сих лекарств произвести желаемую перемену, или нет. — Так весьма редко употребляем мы простые лекарства для возбуждения пота, для очищения крови, для разбития застоев во влагах, для облегчения отхаркивания и даже для очищения первых путей. Рецепты, употребляемые нами для сей цели, всегда сложные, и почти никогда не бывают простыми, почему и опыты, производимые в отношении простых средств, содержащихся в таковом смешении, не могут уже быть верными. Правда, мы устанавливаем, по правилам школы, известный порядок между лекарствами, содержащимися в наших рецептах; называя одно из них, назначаемое к произведению желаемого действия, основанием (basis), а другие придаточными или вспомогательными (adjuvantia), поправляющими (corrigentia) и пр., и пр.; но очевидно, что этот способ распределять лекарства есть для большей части совершенно произвольный. Придаточные или вспомогательные производят совершенно столько же влияния на общее действие, как и главное лекарство, хотя, по недостатку определения степени, мы не можем определить силы их относительного действия. Даже влияние средств поправляющих на действие прочих лекарств не может быть совершенно незначительным; но должно полагать, что оно или усиливает их, или ослабляет, или дает другое направление. Посему нам всегда дóлжно смотреть на целебное изменение; произведенное таким сложным лекарством, как на последствие всех лекарств, в ней содержащихся, и мы никогда не можем выводить отсюда верного опыта об исключительном действии одного из них. Поистине, мы знаем еще весьма мало существенных качеств лекарств, равно как и чрезвычайного разнообразия в сродстве, которое образуется между ними при смешении, и не можем сказать с уверенностью, сколь велико и разнообразно действие вещества незначительного по виду, когда последнее входит в тело человеческое в соединении с другими веществами! Глава II1. ПРИМЕРЫ НЕПРОИЗВОЛЬНЫХ ГОМЕОПАТИЧЕСКИХ ИЗЛЕЧЕНИЙ, ПРОИЗВЕДЕННЫМИ ВРАЧАМИ СТАРОЙ ШКОЛЫДосель лечили болезни человеческие не по заключению, основанному на свойстве их и опытности, но или по одним предположениям и догадкам, или подражая врачующей силе органической природы (vis medicatrix), оставленной самой себе, а также и по способу противоприпадочному (cura palliativa: contraria contrariis. Наблюдения, размышления и долговременная опытность убедили меня, что верный и наилучший путь к истинному врачеванию есть путь противоположный означенному. Он основывается на следующем правиле: Для врачевания легким, скорым, верным и надежным образом должно выбирать во всех случаях болезни лекарство, производящее само по себе страдание, подобное (öμοíονπαςτος) тому, которое должно излечить (Similia similibus curentur). Никто доселе не преподавал сего Гомеопатического способа, никто не приводил его в исполнение. Однако, если в нем одном только и скрывается истина (как это увидят вместе со мной), то дóлжно полагать, что следы ее откроются во всех периодах времени, хотя в продолжение тысячелетий она и не была признаваема, ибо истина вечна как самое Божество, верховно мудрое и благое! Она может быть пренебрегаема людьми до тех пор, пока не наступила еще минута, когда по судьбам Промысла лучи ее, как рождающаяся заря, проникнут с неодолимой силой мрак предрассудков, дабы с того времени проливать свой ясный и немерцающий свет для блага рода человеческого! Все больные, излеченные лекарствами действительно, скоро, надежно и, очевидно, которые не были может быть обязаны какому-либо благодетельному случаю, или прекращению естественного хода скоротечной болезни, или постоянному перевесу телесных сил в продолжение аллопатических и противодействующих лечений (ибо большая разница между пользованием, производимым путем косвенным, и врачеванием истинным, действующим прямыми средствами), все эти больные, говорю я, были излечены без намерения врачей лекарством Гомеопатическим, т.е. таким, которое могло само по себе произвести состояние, подобное болезненному. Если и были примеры действительных излечений сложными лекарствами (что, однако, случается очень редко), то лекарство, по действиям своим превосходившее прочие, было всегда Гомеопатическое. Эта истина становится для нас еще более очевидной там, где врачи исцеляли, производя лечение против установленных правил (допускающих только пользу смешения различных средств в виде рецепта), врачебным веществом простым. Тогда с удивлением видели, что в этих случаях всегда помогало то лекарство, которое способно само произвести страдание, подобное возбужденному болезнью, хотя врачи сами не знали что делали, и хотя они действовали в некотором припадке забвения правил своей школы. Они прописывали лекарство, совершенно противное тому, которое должно бы употребить по обыкновенной Терапии, и только таким образом больные исцелялись мгновенно. Вот несколько примеров непроизвольных Гомеопатических лечений, кои можно совершенно изъяснить только по закону Гомеопатического искусства, но они однако не должны служить ему опорами, потому что это искусство само по себе непоколебимо20. Уже автор книги Επτδημτωνϑ(книга V сначала), приписываемой Гиппократу, говорит о холере, упорствующей против всех лекарств, и излеченной единственно белою чемерицею (hellebovus albus), которая между тем, по свойству своему, производит холеру — как это видели Forectus, Ledelius, Rehnann и многие другие21 Английский пот, в начале своем убийственнейший, чем самая чума, появившийся в первый раз в 1485 году, и, по словам Willis, губивший из 100 больных - 99, до тех пор не мог быть укрощаем пока не придумали давать больным потогонные лекарства, а с тех пор уже весьма немногие умирали от оного, как замечает Sennert22. Понос, продолжавшийся уже несколько лет и угрожавший неизбежной смертью, когда все лекарства оказались бездейственны, был излечен одним простолюдином скоро и надежно посредством слабительного, как замечает Fischer23 что весьма удивляло его, но не удивляет меня. Кроме многих других, свидетельство Мюррая и ежедневные опыты заставляют считать в числе главных припадков, приключающихся от употребления табака, головокружение, тошноту и тоскливость; но от этих-то именно страданий освободился Diemerbroek24 — курением табака, когда он занемог при лечении повальных болезней в Голландии! Вредное действие, замечаемое некоторыми авторами и между ними Georgi25 от употребления мухомора у Камчедалов, обнаруживавшееся трясением, корчами и падучею болезнью, становилось благотворным в руках Ch. S. Whistling26, с успехом употреблявшего мухомор против корчей, сопровождаемых трясением, и J. Ch. Bernhard27 с пользой давал его в некоторого рода падучей болезни. Наблюдение Мюррая28, что анисовое масло (oleum anisi) успокаивает боли желудка и гонит ветры, произведенные в животе, слабительными, не удивляет нас, когда мы знаем, что J. P. Albrecht29 заметил боли желудка, а P. Forest30 жестокое колотье от анисового масла. Если Fr. Hoffmann хвалит тысячелистник (achillea millefolium), как полезный во многих кровавых поносах; если G. Е. Stahl, Buchwald и Loeseke находили его целебным в открытых почечуяхъ; если Breslau и Quarin в сочинениях своих, под названием коллекций, упоминают о кровохарканиях, излеченных сим растением; наконец если Thomasius у Галлера употреблял его с успехом против болей: все эти лечения очевидно соответствуют первородной силе сего растения, по которой оно само по себе производит истечения и испражнения крови, как то заметил Caspar Hoffmann31 а равно и производит кровотечения из носа, как говорит Boekler32 Scovolo33 и многие другие излечивали толокнянкой (arbutus uva ursi) болезненное испущение сукровичной мочи, чего не могло бы происходить, если бы это растение не производило само жару и слизи в моче, как заметил то Sauvages34. Если б и не было подтверждено многочисленными опытами Stoerck, Marges, Planchon, du Monceau, F. Ch. Juncker, Chinz, Ehrmann и других врачей, что осенник (colchicum autumnale) исцелял некоторый род водянки, то можно бы уже предполагать в нем это свойство, по приичине способности его уменьшать отделение мочи, хотя с беспрестанным понуждением к мочеиспражнению, и производить истечение малого количества урины с кирпичной красниной (d’un rouge ardent), как приметил Stoerck35 и de Berge36. Весьма очевидно также, что излечение у ипохондриков одышки Герицом37 посредством осенника равно как и унятие сего припадка в явной водяной болезни Штерком38, с помощью того же растения, основывается на Гомеопатической силе этого растения — производить ту и другую одышку, замеченной Бержем39 видел, и это можно видеть ежедневно, что яллапа (convolvulus jalappa), сверх желудочных болезней производит большое беспокойство и продолжительное волнение. Посему каждому врачу, знакомому с Гомеопатической системой, покажется очень естественным, что яллапа может облегчать у малолетних детей желудочные боли, сопровождаемые криком, и доставляет им спокойный сон, как основательно свидетельствует J.W. Wedel40. Известно, о чем также достаточно свидетельствуют Murray, Hillary et Spielmann, что от александрийского листа (folia sennae) приключаются желудочные боли и происходит, как утверждают Caspar Hoffmann41 и Fr. Hoffmann42, пучение живота с красными сыпями43 обыкновенные причины бессонниц. Итак, вследствие этой естественной силы александрийского листа, Detharding44 мог излечивать жестокие колотья и освобождать своих больных от бессонниц. Stoerck, обладающий впрочем такой прозорливостью, мог бы понять, что замеченное им при употреблении свойство диктамна, отделять вязкую слизь из матки45, происходила от той же силы этого растения, посредством которой он врачевал иногда хронические бели46. Stoerck, заметивши, что ломонос (clematis), сам по себе мог производить шелудивые пупырья по всему телу47, не должен бы уже удивляться, что излечивал сей травой некоторый род всеобщей сыпи, хронической, водянистой, едкой и шелудивой48. Если очанка (eufrasia), как говорит Murray49, могла врачевать гноеточивые глаза и некоторый род глазных воспалений; то она производила это по качеству замеченному в ней Лобелиусом50 по которому она сама могла производить такие воспаления. По словам J. Н. Lange51, мускатный орех (nuces moschatae) оказывался весьма целебным в истерических обмороках. Этому не было другой причины, как той, что мускатный орех, данный в большом приеме, производит, по опыту Шмидта52 и Куллена53, замирание чувств и всеобщую бесчувственность в здоровом теле. |