Оригинал здесь

ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ

1. ПРУВИНГИ

Невзирая на масштабы задачи, Ганеман приступил к созданию Материи медики, которая должна была содержать факты о действии лекарства на здорового [Close, 1924, p. 147].

До Ганемана понимания специфических и общих эффектов, оказываемых лекарственными субстанциями на здоровье, практически не существовало. Первое часто основывалось на форме, цвете, вкусе и текстуре вещества, что обычно называют доктриной соответствий, или доктриной сигнатур: это система, в которой предполагается, что Всемогущий дал земным растениям тайные знаки и особенности, благодаря которым их лекарственные свойства могут быть распознаны человеком. Примером могут служить желтые цветы растений, используемых при болезнях печени, красные и острые травы при лихорадках и кровотечениях и т. д.

Ландыш… находится под властью Меркурия и, следовательно, укрепляет мозг, укрепляет слабую память и делает ее вновь сильной [Culpeper, 1652, р. 149].

Тем не менее Convallaria (ландыш) имеет очень мало мозговых или "меркуриальных" симптомов вообще [cм. также последние прувинги Convallaria у König & Santos-König, 1997] и в основном используется при болезнях сердца (управляемого Львом?). Лекарства в то время использовались по большей части на основе домыслов и догадок.

Данные гомеопатических прувингов и эффективность подобнейшего лекарства, выбранного на основании совокупности симптомов, свидетельствуют о том, что для каждого болезненного состояния человека, как и для каждого состояния организма, и, следовательно, для каждой возможной картины болезни, существует также картина некоего вещества, которая в точности дублирует ее [Whitmont, 1980, pp. 9–10].

Большинство Материй медик растительных лекарств были составлены с помощью метода проб и ошибок и во многих случаях являли собой просто догадки. Растения использовались на основе традиции — полумифического метода, уходящего корнями в доисторическое время. Так происходило почти во всех культурах на земле.

На протяжении веков лечебные свойства лекарства определялись на основе астрологических соображений, таких как управление планет. Например, Венера, как полагали, управляет фруктами, орехами и другими питательными или со сладковатым запахом растениями, красноватые и перечные растения управляются Марсом, желтые или оранжевые растения — Юпитером, темные, ядовитые и горькие растения находятся под управлением Сатурна, а серебристыми, белыми и водянистыми растениями (суккулентами) управляет Луна [см. Culpeper, 1652].

Парацельс также твердо верил в доктрину сигнатур и для иллюстрации ее объяснял каждую часть зверобоя (Hypericum perforatum) согласно своему воззрению: "…Отверстия в листьях означают, что эта трава помогает всем внутренним и внешним естественным отверстиям в коже… его цветы гниют, как будто кровоточат, — признак того, что это лекарство хорошо для ран, и должно использоваться там, где лечится плоть" [Griggs, 1981, p. 50].

Ганеман был полностью разочарован этим подходом и всей Материей медикой своего времени, считая ее путаной.

...С самых ранних времен и до сих пор [Материя медика] состояла только из ложных предположений и вымыслов, то есть не существовала совсем ["Органон", § 110].

Специфическую силу лекарств… нельзя установить… ни по запаху, вкусу или виду… ни с помощью их химического анализа, ни в результате применения нескольких из них одновременно в смеси (прописи) при болезнях… ["Органон", § 110]

Если бы мы таким образом испытали на здоровых людях значительное число простых лекарств… только тогда мы имели бы истинную Материю медику — совокупность реальных, истинных, достоверных способов действия простых лекарственных веществ, книгу природы… ["Органон", § 143]

Тем не менее удивительно много догадок о растениях, по-видимому, подтвердилось в прувингах… Например, Chelidonium (желтый мак, чистотел) при жалобах на печень, Euphrasia (очана лекарственная) при жалобах на глаза и Pulmonaria (медуница) при бронхитах. Предположительно эти свойства были первоначально обнаружены при их клиническом использовании, а не на основании "сигнатур". Другие примеры можно найти у Dudgeon, 1853, рр. 20–23.

Ганеман провел первый прувинг на себе в 1790 году [Dudgeon, 1853, р. 176] с Cinchona (кора хинного дерева, хина), а за ним быстро последовали другие прувинги, проводившиеся соратниками Ганемана, чье число увеличивалось. Это были его коллеги, члены их семей и его собственной семьи. Ганеман, как утверждается, провел на себе прувинги 99 лекарств [Griggs, 1981, p. 178], в том числе, например, Valeriana, в прувинге которой участвовали также Штапф и Франц [Blackie, 1976, р. 203].

Д-р Константин Геринг (1800—1880), по сообщениям, на себе самом провел прувинги 72 препаратов [Treuherz, 1984, p. 139], в том числе Tellurium в 1850 году [Blackie, 1976, р. 78], Hamamelis в 1848 году [Blackie, 1976, р. 214] и Glonoinum в 1848 году [Tyler, 1942, p. 391]. Хейл провел прувинг Gelsemium в 1870 году, Драйсдейл — прувинг Pyrogenium в 1875 году [Tyler, 1942, p. 688], Гундлах — прувинг Sanicula в 1893 году [Tyler, 1942, p. 732], Райсайд — повторный прувинг Colchicum в 1965 г. [Blackie, 1976, р. 170], а Американский институт гомеопатии — повторный прувинг Sepia в 1874 году [Tyler, 1942, p. 749]. С прошлого века через повторные прувинги проходят многие препараты.

Позже многие гомеопатические лекарства были приняты аллопатами и использовались ими гораздо чаще, например, Belladonna, Chamomilla и Arnica. Многие американские растения, заимствованные из индейской медицины и использовавшиеся эклектической школой, прошли прувинг и стали использоваться гомеопатами, например, Ipecacuanha, Caulophyllum (синий кохош), Rhus toxicodendron (ядовитый плющ), Euphorbium (молочай). Многие стали использоваться позже аллопатами, например, Ipecacuanha и Lobelia inflata в микстурах от кашля. Эти препараты первоначально использовались в эклектической медицинской школе США. Подробное об этом аспекте можно прочитать в двух эссе Култера [Coulter, 1972, см. также Nicholls, 1988, р. 171 и Rothstein, 217–229].

Животные яды также были исследованы и включены в Материю медику после прувингов. Например, Latrodectus mactans (паук черная вдова), Lachesis (яд змеи бушмейстер), Crotalus horridus (яд древесной гремучей змеи), Apis mellifica (медоносная пчела) и Tarentula hispanica (паук тарантул). Недавний материал можно найти в работе M. S. Bonnet, Toxicology of the Brown Recluse Spider, NEJH 7.1, Spring 1998, а также в Brown Recluse Spider Proving, Louis Klein, NEJH 7.2, Winter 1998. С начала 1990-х годов новые прувинги заметно набирают темпы и, похоже, грозят затопить Maтерию медику новыми лекарствами.

Ганеман открыто отверг [закон сигнатур]… в его "Чистой Материи медике" мы читаем про Chelidonium… "древние предполагали, что желтый цвет сока этого растения был признаком (сигнатурой) его полезности при желчных болезнях… важность здоровья человека не допускает ни одного такого неопределенного показания к лекарству. Было бы преступным легкомыслием оставаться удовлетворенным такими догадками у постели больного" [Ганеман цит. по Hobhouse, 1933, pp. 137–8].

Таким образом, подобно современным ученым, Ганеман требовал более точных знаний о свойствах отдельных лекарств, чем любой из его соотечественников. Он хотел, чтобы лекарства использовались по отдельности, а не в смеси, и чтобы использование лекарств основывалось на эмпирическом понимании индивидуального лекарственного действия, извлеченного из назначения малых доз лекарства здоровым людям, которые должны были записывать все испытанные ими симптомы. Таким образом, прувинг создает "чистый образ" лекарственной симптоматики, называемой лекарственной картиной, то есть он является легкой формой отравления, точные симптомы которого уникальны для каждого лекарства.

Эта лекарственная картина рассматривается как "чистый образ", поскольку при назначении лекарства здоровому добровольцу лекарственное действие можно наблюдать без ненадежных и вводящих в заблуждение разночтений в информации о симптомах, которые неизбежно возникнут при назначении этого лекарства больному человеку. Это очень важный момент, так как он показывает, что Ганеман отнюдь не доверял клинической и эмпирической полезности лекарственного действия как надежному и неизменному источнику информации. Отсюда ясно, что он был в курсе, что симптомы человека, проявляемые в любой момент времени, частично связаны с его болезнью, а частично с лекарствами, которые он принял. Он хотел, чтобы один набор данных никоим образом не смешивался с другим и не "портился" вследствие этого. Признаком научности его подхода является то, что образ лекарства и образ болезни, хотя они могут перекрываться в человеке, в основном остаются отдельными образами.

Для гомеопатов более метафизического толка симптомы прувинга также раскрывают "формирующую силу", или "тайную сущность", лекарственного вещества. Ключевые симптомы, таким образом, представляют глубочайшее выражение вещества как "врожденной силы" во Вселенной. До прувингов и потенцирования эта информация была доступна только из символического или аллегорического языка в форме мифов, снов и медитативных размышлений [Gutman, 1978, p. 20–35; см. также Norland, 1982; F. X. King, 1989; Whitmont, 1980 и 1994].

Он проводил прувинги лекарств на себе, членах своей семьи, друзьях, учениках и коллегах-гомеопатах, держа все под самым жестким управлением и контролем и тщательно записывая каждый факт и условия, при которых он был выявлен. Эта работа, время от времени частично публиковавшаяся, продолжалась много лет, пока масса материала не достигла огромных размеров [Close, 1924, p. 147–8].

Ганеман несомненно рассматривал технику проведения прувингов как свой уникальный, самый важный и ценный вклад в медицинскую науку:

Ни один врач, насколько мне известно, в течение предыдущих 2500 лет не думал об этом столь естественном, абсолютно необходимом и единственно верном способе испытания лекарств с точки зрения их истинного и специфического воздействия на расстройство здоровья человека… ["Органон", § 108, прим.] Нет другого способа точно установить специфическое воздействие лекарств на здоровье человека, нет другого верного и более естественного способа решить эту проблему, кроме как назначить несколько лекарств экспериментально в умеренных дозах здоровым людям… ["Органон", § 108]

Ганеман обнаружил, что некоторые симптомы прувингов — те же, что встречаются при случайных отравлениях. Примеры включают страшные судорожные боли Cuprum и понос Аrsenicum. По этой причине Ганеман включил в свою Материю медику не только симптомы прувингов, но также те симптомы, которые были получены из случайных отравлений. Он чувствовал, что это даст более полное представление об эффектах лекарств на здоровье. Таким образом, в окончательной лекарственной картине грубый эффект материальных доз объединялся с более тонкими эффектами малых доз.

Позже гомеопаты должны были включить и клинические симптомы, которые были излечены лекарством. Это также привело к серьезной идеологической дискуссии о том, какие симптомы, клинические или из прувингов, являются наиболее достоверными в качестве основы для гомеопатического назначения. Два полярных лагеря включали гомеопата-материалиста д-ра Ричарда Юза (1836—1902) из Англии и более метафизического д-ра Джеймса Тайлера Кента (1849—1916) из США. Кент называл д-ра Юза "негодяем, с которым я буду биться до конца моих дней", что хорошо иллюстрирует эмоциональный аспект полемики. Как мы увидим позже, именно Кент в итоге победил в этом бою.

…Я заметил, что болезненные поражения, которые наблюдали предыдущие авторы, в результате попадания лекарственных веществ в желудок здоровых людей, когда они давались в больших дозах по ошибке или с целью самоубийства или убийства, или при других обстоятельствах, в большой мере соответствовали моим собственным наблюдениям, полученным при испытании тех же самых веществ на себе или других здоровых людях ["Органон", § 110].

Ганеман утверждал, что обнаружил примеры болезней и излечений, основанные на законе подобия, во многих древних культурах ["Органон", § 110]. И он заявлял, на основе этих исторических исследований, что отравляющие эффекты лекарства ясно указывают на его потенциальные лечебные свойства. Другими словами, токсические и лечебные эффекты часто зависят от дозы. Это была та необходимая подсказка, которая привела его к исследованиям потенцирования. Она, казалось, подтверждала закон подобия как "резонанс", который существовал между токсическим и терапевтическим действием лекарства. Токсичность и терапевтичность он рассматривал как противоположные полюсы одного и того же явления.

Ганеман также говорил о первичном и вторичном действии лекарства как о "действии и противодействии", часто противоположных друг другу. Например, первичным эффектом Opium является сонливость, в вторичным — последующая бессонница. Cannabis indica вызывает эйфорию, за которой позже следует депрессия; алкоголь сначала стимулирует, а затем угнетает организм. Ганеман даже понимал лечебное воздействие гомеопатического лекарства и гомеопатическое обострение как аналогичные, приписывая токсические эффекты и обострение первичному действию лекарства, а терапевтический эффект относил к вторичному действию лекарства, объединенному с реакцией жизненной силы организма.

Ганеман провел первый прувинг на себе в 1790 году с Cinchona (корой хинного дерева):

Ганеман, окончательно утвердивший с помощью своего простого и рационального эксперимента с корой хинного дерева в 1790 году большой терапевтический закон, который гласил, что для излечения болезни следует использовать такие лекарства, которые обладают силой вызывать подобные болезни, сразу же понял, что все здание старой Материи медики должно быть перестроено, начиная с самого фундамента, так как эта Материя медика не даст ничего положительного, связанного с [истинным] патогенетическим действием лекарств [Dudgeon, 1853, р. 176].

Не согласившись с Кулленом в отношении действия Cinchona на желудок, Ганеман решил в качестве эксперимента сам принять немного измельченной коры, чтобы проследить эффекты внимательней. К его удивлению, у него стали проявляться симптомы, во многом схожие с малярией. Симптомы эти усиливались по мере того, как он повторял дозу, и утихали, как только он прекращал прием лекарства. За этим первым прувингом последовал вскоре ряд других, к которым он все больше привлекал помощников. Он записывал психические и физические эффекты лекарств с большими подробностями. Современные примеры: Meinden, 1997, р. 37–38, L. Klein, Helodrilus Proving, 1999, рр. 36–38; L. Klein, Proving of Dinosaur Bone, 1999, pp. 10–13.

Многие прувинги и повторные прувинги ведутся со времен Ганемана, и они все еще проводятся сегодня, например, Julian [1979], McFarlan [1947, 1956, 1962], Stephenson [1957], Gutman [1956, 1957, 1961], Raeside [1960, 1961], Sherr [1995]. Шерр в 1985 г. — прувинг Chocolate, Salmon egg, в 1996 — Hydrogen, Granite, Stonehenge, Sol, Scorpion и др. См., например, J. Sherr, NEJH, 2.2, Spring 1993, Hydrogen.

Информацию, которую Ганеман почерпнул из первого прувинга Cinchona, коры хинного дерева, он описал в своем "Опыте нового принципа" (1796), а материал его дальнейших прувингов вошел сначале в его "Fragmenta de viribus medicamentorum positivis" (1805), а затем в "Чистую Материю медику" (1811) ["Органон", § 109, прим.]. На основе изучения полученных лекарственных картин Ганеман смог указать наиболее подходящие лекарства от многих болезней.

Лекарства, прошедшие прувинг в начальном периоде, включали многие важные растительные препараты (например, Aconitum, Belladonna, Digitalis, Hamamelis, Arnica), и некоторые растения с других континентов, проявлявшие такие специфические или важные терапевтические свойства, которые могли бы оказаться полезными при определенных болезнях. Ганеман также ввел в медицину совершенно новые средства, например, Silica, Natrum mur. и Lycopodium. Прочно опираясь, как некоторые могли бы предположить, на пионерские работы Парацельса, он провел прувинги и ввел в Материю медику многие минералы, металлы и кислоты, такие как Silica, Calcarea carbonica, Sulphur, Acidum nitricum, Aurum, Cuprum и Argentum, Kali bichromicum и др. Эти вещества до прувингов Ганемана обычно рассматривались как лекарственно неактивные. С помощью прувингов он также значительно улучшил знания о полезных свойствах нескольких традиционных лекарств, таких как Carbo vegetabilis, Mercurius, Arsenicum и Sulphur.

В заключение отметим, что нельзя утверждать, будто Ганеман отправился в путь на совершенную неизведанную территорию, поскольку имелось несколько древних исследований подобного типа.

У древних только в школе эмпириков можно найти эксперименты, предпринятые с целью выяснения патогенетических эффектов лекарств и ядов… Аттал Филоментер, царь Пергама, испытал антитоксические свойства Aconitum, Hyoscyamus, Veratrum и Conium и т. д. Но именно врачу-поэту Никандру из Колофона… мы обязаны за сообщения о действии различных ядов… замечательно, однако, что эти поэтические записи… копировались довольно точно… даже самые нелепые ошибки… и в сообщениях античной медицины могло встретиться очень мало положительного [Dudgeon, 1853, pp. 190–91].

Как далее отмечает Даджен, были предприняты некоторые более близкие ко времени Ганемана попытки. Он упоминает д-ра Уильяма Александера из Эдинбурга, который провел почти смертельные эксперименты по самоотравлению камфорой,

…Но это привлекло очень мало внимания, и если бы не Ганеман, который поднял их из забвения, они, вероятно, остались бы вообще неизвестными [Dudgeon, 1853, pp. 191].

И все это делает эксперименты Ганемана еще более замечательными и оригинальными.

Оригинал здесь

2. ПОТЕНЦИРОВАНИЕ И ДОЗИРОВКА

Первоначально идея Ганемана состояла просто в том, чтобы уменьшить "силу" или материальную массу лекарства, но его страсть к точности привела его к введению шкалы, чтобы он всегда мог быть уверен в степени уменьшения и имел стандарт для сравнения [Close, 1924, p. 216].

Требовавшей неотложного решения проблемой прувингов на здоровых добровольцах, проводившихся для исследования целебных свойств лекарств, был размер принятой дозы. Хотя это может быть не очень важно для нетоксичных веществ, доза несомненно имеет решающее значение для ядов, например, Belladonna, Aconitum, Conium (болиголов) и Arsenicum. Такие яды могут быть безопасно приняты человеком лишь с большой осторожностью и в малых дозах. Дозировка имеет решающее значение также во время лечения. Для обеспечения максимальной безопасности Ганеман хотел иметь единую систему дозировки, независимо от токсичности сырья, а также от того, растворяется ли оно в воде и каково его происхождение: животное, растительное или минеральное [см. Bhumananda, 1994].

Он решил проблему путем разработки стандартной системы разведения 1 капли в 10 (десятичная шкала) или 1 капли в 100 (сотенная шкала). Шестая десятичная потенция обозначается 6X, а шестая сотенная потенция — 6С или 6СН. Ганеман начал экспериментировать с дозировкой в конце 1790-х годов, после своего открытия принципа подобия и первых прувингов. Он стал снижать дозировку в 1798—1799 годах, и с тех пор редко использовал необработанные вещества, за исключением настоек, которые обычно назначались предварительно растворенными в стакане воды [см., например, Coulter, vol. 2, pp. 401–3; Leeser, 1936; Vithoulkas, 1980, pp. 102–5 и 164–6; Haehl, 1922, vol. 1, pp. 324–9; Dudgeon, 1853, pp. 337–390].

В любом случае, обоснование Ганеманом использования "динамизации" было прагматичным: постепенно снижался токсический эффект, но, согласно наблюдениями, целебные свойства лекарства возрастали тем больше, чем разбавленней оно становилось.

…Посредством такой все более и более высокой степени динамизации оно изменяется и очищается, наконец, до духовной лекарственной силы, которая, правда, сама по себе не воспринимается нашими чувствами, но для которой лекарственно приготовленная крупинка, сухая, и тем более растворенная в воде, становится носителем, и в этом состоянии проявляет целебное свойство этой невидимой силы в больном теле ["Органон", § 270].

Его открытие принципа потенцирования произошло постепенно, по мере проведения экспериментов со снижением дозы, чтобы прийти к точке, где тяжелые обострения не встречаются. Постепенно на опыте он узнал, что скрытые силы лекарств освобождаются или развиваются растиранием, разбавлением и встряхиванием [Close, 1924, p. 190.]

К концу жизни он начал развивать пятидесятитысячную шкалу (она же шкала LM, или Q-потенции), разбавляя каждый раз с 50 000 каплями. Эта система стала известна только в 1921 году, после публикации шестого издания его "Органона". Хороший обзор этих поздних методов дан у Handley, 1997, стр. 121–146, особенно стр. 141–146. Недавние материалы о потенциях LM: M. Robinson, LM Potency, NEJH, 7.1, Summer 1998; Tomlinson, 1990; Zajac, 1994; Lambrughi, 1995; Patel, 1995.

Нерастворимые вещества, такие как Silica, измельчались путем растирания с лактозой в качестве разбавителя пестиком в ступке до 3-й сотенной потенции, прежде чем выполнялся процесс дальнейшего разведения в жидком растворителе. Растворимые вещества и растительные настойки разводили в водно-спиртовой смеси. Этот процесс идентичен процессу потенцирования, до сих пор применяемому в гомеопатической фармации.

Ганеман считал своей задачей глубоко изучить лекарства. Его амбициозный, но незавершенный "Аптекарский словарь" (1799) должен был стать энциклопедией всех европейских лекарств, использовавшихся в то время, и способов их приготовления. Эта работа, которая во многом была предтечей современной фармакопеи, раскрывает впечатляющие владение Ганеманом современными ему теорией и практикой фармации.

Итак, Ганеман осторожно и постепенно развивал применяемые им методы приготовления гомеопатических лекарств. Потенцирование как ничто другое обеспечило Ганемана гениальной техникой, которая нивелировала очевидные различия в лекарственной силе и эффективности различных лекарственных веществ. Поэтому шестая гомеопатическая потенция Arsenicum полностью эквивалентна шестой потенции Coffeа, тогда как в аллопатии дозировка каждого лекарства должна оцениваться в соответствии с материальной силой вещества [токсичностью].

Живой интерес Ганемана к химии и фармации, совершенно недооцененный многими его коллегами, оказал ему большую помощь в его поздних работах [Haehl, 1922, vol. 1, pp. 268–9].

Гомеопатические лекарства не только разводятся, но и встряхиваются. Для жидкого разведения, как обнаружил Ганеман, встряхивание (сильное взбалтывание образца, например, с помощью ударов о книгу в кожаном переплете) на каждом этапе разведения является важнейшей частью процесса, без чего терапевтическая сила была бы минимальной. Таким образом, растирания и встряхивания выглядят эквивалентными друг другу в динамизационном процессе. Так как физическая природа гомеопатических лекарств пока неизвестна, то точная роль, которую играют встряхивания в этом процессе, остается тайной. Происхождение встряхивания как процесса также остается неясным.

Первоначальная идея об использовании встряхивания, вероятно, была основана на встряхивании лекарственных жидкостей в бутылках во время езды на лошади — идея, которая была высмеяна и отвергнута [см. Winston, 1999, p. 505]. Но возможно, что некоторое фактическое основание у нее имелось:

В "Органоне", однако, он утверждал, что растирания и встряхивания освобождают "духоподобную силу" лекарства, что совместимо с его предположением, что лекарства действуют посредством духовного [Geistlich] или динамического влияния на организм [321, d] [Coulter, vol. 2, p 403].

d. По этой причине Ганеман предостерегает против перевозки жидких лекарств на большие расстояния, так как они получают "огромное количество дополнительных встряхиваний во время транспортировки, и они настолько сильно потенцируются во время долгого путешествия, что по прибытию вряд ли подходят для использования, по крайней мере становятся непригодными для чувствительных пациентов, по причине своей чрезмерной силы, как доказывают многие наблюдения" [Lesser Writings, 736*]. "К счастью для страждущего человечества, сухие пилюли не подвергаются таким изменениям" [там же, 766**].

Прим. 321. Ганеман, "Органон", § 269–270.

* "Только в таком виде (т. е. в виде сухих пилюль) гомеопатические лекарства могут быть отправлены в самые отдаленные места без каких-либо изменений их силы, что невозможно для лекарств в жидком виде, ибо в этом случае лекарственная жидкость, которая уже достаточно потенцирована во время приготовления [посредством двух встряхиваний при каждом разведении], дополнительно встряхивается огромное количество раз во время транспортировки, и они потенцируются в такой высокой степени во время долгого путешествия, что по прибытии вряд ли подходят для использования…" [Lesser Writings, pp. 735–6], как указывает Култер выше.

** "Предположение нашего автора, что сухие глобулы, которые были пропитаны лекарством, имевшим определенную степень развития своей силы, могут быть еще более динамизированы, а их сила еще более увеличена при сотрясении бутылочек или при ношении в кармане, так как лекарственная жидкость сотрясается дополнительно, не подтверждается ни одним фактом и кажется мне невероятным, пока оно не подтверждено соответствующими экспериментальными доказательствами" [Lesser Writings, p. 766].

Стюарт Клоуз (1924) говорит о потенцировании:

Он выяснил, возможно к своему удивлению, что при определенных условиях лекарство вместо ослабления фактически увеличивало свою целебную силу. Он понял, что при уменьшении концентрации освобождалась ранее скрытая сила, и что эта сила была самой большой и самой эффективной для терапевтических целей… [Close, 1924, p. 216]

Кроме того, в Париже в последние годы жизни Ганеман часто поручал пациентам встряхивать их жидкие лекарства в бутылке, прежде чем принять суточную дозу, при этом повышалась или "освежалась" сила этих лекарств. Или же пациентам рекомендовалось энергично размешать лекарственную жидкость в стакане ложкой.

Он… [рекомендовал]… чтобы жидкое лекарство, уже приготовленное, слегка встряхивалось перед каждым употреблением… [Handley, 1997, p. 131].

Лишь изредка указывается на необходимость встряхивания емкости с жидкостью… это, по-видимому, относится к встряхиванию бутылки с запасом лекарства, то есть основной емкости, а не промежуточного стакана [Handley, 1997, p. 131].

…Утверждалось, что следует… встряхнуть стакан воды десять раз, а затем перелить содержимое в другой стакан, принимать чайную ложку оттуда утром и вечером… одна чайная ложка из этого должна быть помещена в стакан воды, который следует хорошо встряхнуть… стаканы воды опорожнялись каждый вечер [Handley, 1997, p. 133].

В эссе 1844 года под названием "Ганемановские дозы лекарств", опубликованной в его "Малых трудах", Беннингхаузен приводит высказывание д-ра Крозерио о методах парижской практики Ганемана:

Ганеман всегда использовал только хорошо известные маленькие крупинки… смоченные 30-м разведением… он растворял одну, максимум две, в восьми-пятнадцати столовых ложках воды и половине или целой столовой ложке французского коньяка в бутылке, и тщательно встряхивал в ней. Только одна столовая ложка этого раствора выливается в полный стакан воды, и затем пациент должен принимать из него только чайную ложку, пока заметно некоторое действие [Boenninghausen, 1844, p. 212].

Из переписки Беннингхаузена и бесед с Эверестом ясно, что в последние годы своей жизни Ганеман значительно отклонился от своих прежних методов разведения [Haehl, 1922, vol. 1, p. 325].

Похоже об этом говорится у Handley, 1997.

Он никогда не выписывал двух различных лекарств для приема в чередовании или одно за другим… [Boenninghausen, 1844, p. 213].

Но Хэндли говорит, что иногда он делал такие назначения, особенно по методу ольфакции.

Ганеман в последние годы своей практики, казалось, посвятил всю свою сноровку непрерывному уменьшению дозы лекарств. В связи с этим он в последние годы часто довольствовался тем, что назначал пациентам вдыхать лекарства… при хронических болезнях он ни в коем случае не позволял пациенту нюхать лекарство чаще, чем раз в неделю, и не давал ничего, кроме молочного сахара… при вашей постоянной переписке у вас была хорошая возможность оценить его редкую наблюдательность… [Handley, 1997, p. 213].

Большая часть этого уже хорошо известна.

…Он потенцировал в последние годы все свои лекарства посредством большого количества встряхиваний, не менее 25 [Boenninghausen, 1844, p. 215].

Но со временем возникает все более четкое представление о том, что путем встряхивания и растирания, равномерного перемешивания и разбавления не достигается ослабления лекарства, а наоборот, по мере того, как материальная часть лекарства все больше уничтожается, духовная его часть (не воспринимаемая органами чувств человека) освобождается и чрезвычайно увеличивается. Динамизация… может увеличить мощность посредством встряхиваний; чем более лекарство встряхивается при приготовлении, тем сильнее эффект… [Haehl, 1922, vol. 1, p. 324].

…В отношении наиболее подходящего количества встряхиваний он изменял свое мнение неоднократно в течение нескольких лет [там же, р. 326].

Как обычно, Даджен делает некоторые очень информативные, но очень критические замечания о встряхивании:

Посредством растираний и встряхиваний сила лекарств может быть увеличена почти в бесконечной степени. Поэтому мы предостерегали от чрезмерных встряхиваний наших последовательных разведений [Dudgeon, 1853, p. 34].

Он также боялся повышения лекарственной потенции посредством чрезмерных встряхиваний лекарства, поэтому настойчиво осуждал практику перевозки лекарств в жидком состоянии, так как простое встряхивание при ходьбе или езде приведет, как он утверждает, к повышению их потенции до опасной степени [Dudgeon, 1853, p. 347].

В то время как в ранние периоды развития своей системы он просто говорит о том, что требуется встряхивать бутылку, встряхивать сильно, встряхивать в течение минуты или дольше, впоследствии он говорит нам, что много встряхиваний увеличивают силу лекарства до опасной степени, и поэтому при каждом разведении выполняются только два встряхивания. Позже, однако, он снова теряет страх перед встряхиваниями и после того, как предписывает по десять встряхиваний для каждого разведения в качестве стандарта, он становится либеральней и допускает двадцать, пятьдесят или больше встряхиваний и еще полдюжины встряхиваний бутылки перед каждым приемом лекарственного раствора. Опять же, в то время как в одном месте он говорит, что встряхивание является единственным источником динамизации… в другом он утверждает, что разведение важно для динамизационного эффекта встряхивания и что никакие растирания и встряхивания не динамизируют неразбавленное вещество [Dudgeon, 1853, pp. 349–50].

Эти цитаты также иллюстрируют то, почему Ганеман, вероятно, считал встряхивания более важными для создания "энергии потенции", чем простое разбавление. Возможно, он считал, что с помощью сильного встряхивания некоторая тонкая лекарственная сила, полученная из кинетической энергии встряхивания, передается в жидкость. И именно это тонкая сила, по его мнению, является истинной целительной силой лекарства. Еще одно подробное обсуждение всех аспектов потенцирования, имеющееся у Leeser (1936), дает интересный новый взгляд на роль пузырьков воздуха в процессе встряхивания.

Спорным моментом, однако, было объяснение Ганеманом лекарственного воздействия нематериальной дозы, то есть лекарства, приготовленного из разведения выше числа Авогадро (10х10^-24). Точка зрения Ганемана заключалась в том, что потенцирование освободило духовную, активную сущность лекарства. Хотя эта идея была привлекательна для некоторых священнослужителей, метафизиков и мистиков (и остается такой до сих пор), она не могла быть легко принята большинством традиционных врачей, придерживавшихся материалистической философии (и до сих пор не может, см. Benveniste, 1988).

Дозировка интересовала Ганемана сначала по двум основным причинам. Во-первых, она требовалась для исследований безопасности доз лекарств в целом, и особенно металлической ртути при лечении сифилиса. Это привело к получению лекарственной формы ртути, которая до сих пор носит его имя: Mercurius solubilis Hahnemannii. Во-вторых, безопасность дозы была важна для проведения безопасных прувингов на здоровых.

Обе эти причины хорошо иллюстрируют тот отвращение, которое Ганеман испытывал к варварской медицинской практике своего времени, особенно к венесекции (кровопусканию), полипрагмазии, злоупотреблению лекарствами и пиявками, лишению свободы и насилию по отношению к больным. Он публиковал статьи по этой теме в начале своей карьеры (см., например, "Друг здоровья", увидевший свет в 1795 г.).

Его желание уменьшить дозу также указывает на стремление разработать полностью безопасную и мягкую систему терапии, а также на направление, в котором вел его ум: в сторону мягких и тонких методов, и подальше от инвазивных, жестоких и ятрогенных методов героической медицины. Ганеман перечисляет последние, считая их крайне вредными для здоровья и вызывающими прогрессивное истощение жизненных сил (1810):

…Длительное применение сильнодействующих героических лекарств в больших и постоянно увеличивающихся дозах, злоупотребление каломелью, сулемой, ртутной мазью, нитратом серебра, йодом и его соединениями, опиумом, валерианой, корой хинного дерева и хинином, наперстянкой, синильной и серной кислотами, многолетнее назначение слабительных, обильные кровопускания, пиявки, выпускники, заволоки и т. д. ["Органон", § 74]

Он глубоко стыдился системы так называемой медицины, которая санкционировала применение аналогичных методов. Он чувствовал, что им не место в рациональном искусстве исцеления. Однако вся его критика была напрасной и лишь вызвала ответный огонь:

Знаменитый Бувар, врач Людовика XIII, назначил своему пациенту-монарху сорок семь кровопусканий, двести пятнадцать приемов рвотных средств или слабительных и триста двенадцать клизм в течение одного года!.. Было использовано свыше шести миллионов пиявок, и более двухсот тысяч фунтов крови было выпущено в больницах Парижа за один год. Смертность была ужасающа [Close, 1924, pp. 28–9].

Среди всех методов лечения болезней, которые может представить нам наше воображение, не найдется более аллопатического, иррационального и наименее пригодного, чем истощающее лечение Бруссе при помощи венесекций и голодной диеты… Ни один разумный человек не увидит никакой пользы в этом методе ["Органон", § 74, прим.]

В эпоху Ганемана смерть (1799) нашего собственного Джорджа Вашингтона несомненно была вызвана повторными кровопусканиями, которым он был подвергнут [Close, 1924, p. 29].

Существует мнение, что гомеопатия работает во многих случаях не благодаря предположительному терапевтическому действию сверхразбавленных лекарств, а потому что оставляет человека наедине с его природной целительной силой (vis medicatrix naturae) и без ослабляющего воздействия героического лечения или чрезмерного употребления лекарств. Иными словами, лекарства ничего не делают, потому что они ничего не содержат.

Так как врачи в XIX в. (например, врач королевы Виктории сэр Джон Форбс, 1789—1861) допускали, что гомеопатия действует отчасти благодаря отсутствию грубого лечения, то это привело к признанию, что такие жестокие процедуры действительно терапевтически бесполезны и положительно вредны для пациента. Хотя сегодня это кажется нам очевидным, но невозможно представить, чтобы так же могли считать врачи в начале XIX в. Такое признание рассматривалось бы в сущности как прямое медицинское богохульство.

Аргумент, что малые дозы ничего не делают, так как они терапевтически инертны, и что организм выздоравливает под действием собственной целительной силы, также вызывал огонь критики, поскольку он искусно отрицал не только малые дозы, но и героические методы. Таким образом, в 1840-е годы традиционные врачи запутались в собственной аргументации против гомеопатии [Nicholls, 1988, pp. 120–121].

Тем не менее выбор потенции остался субъективным и личным делом для всех гомеопатов и не раз горячо оспаривался [см., например, Hutchinson, 1982 и Rawat, 1992].

Оригинал здесь

3. ЗАКОН ПОДОБИЯ

Принцип подобия, применяемый как для выбора лекарства, так и дозы, вечно и универсально истинен [Close, 1924, p. 196].

Ганеман не был первым, кто понял закон подобия, о последнем знали и до него. О нем говорили древние греки и Гален, и он широко использовался Парацельсом и английским врачом Томасом Сиденхемом (1624—1689). Он бывает заметен в природе и использовался в народной медицине. В грубой форме он проявлялся в экспериментах с вакцинами Эдварда Дженнера (1749—1823). Примечателен исторический факт, что первые эксперименты Дженнера с коровьей оспой в Дорсете летом 1796 года совпали с публикацией Ганеманом его "Опыта нового принципа", и оба имели отношение к закону подобия.

Клоуз приводит примеры [1924, p. 124]:

…Ослабление боли от растирания синяка, прикладывание снега к обмороженному уху или воздействие лучистого тепла на обожженный палец; инстинктивные действия больных или раненых животных, когда они едят траву или листья, чтобы вызвать рвоту, когда их тошнит, или лижут выделения из своих собственных ран или язв.

Однако подробно закон был разработан Ганеманом, да и рассматривался он не так, как рассматривается сегодня. "Подобный" [homoeos] не означает "идентичный" [isos] и не означает механического назначения или приема того же лекарства для той же "болезни/страдания" [pathos]. Принцип точно сформулирован в латинской фразе "similia similibus" ("подобное подобным"), которая часто используется Ганеманом. Но некоторые гомеопаты пытались представить подобие как фундаментальный и универсальный закон исцеления при любом лечении [например, Leeser].

Более полное понимание того, каким образом гомеопаты развивали закон подобия, вытекает из их понимания (а) пациента, или больного человека, и (б) прувингов лекарств. Например, они утверждают, что болезнь пересекает все обычные границы организма и влияет на всего человека, тело, психику, сон, аппетит, симпатии и антипатии и т. д. То же самое при прувингах. Согласно этим принципам, недостаточно свести "болезнь" к одному конкретному набору симптомов, а затем переходить к описанию ее вариантов как "подтипов" той же "болезни". Это, как утверждается, показывает, что классификация болезней в некоторой степени произвольна.

Что касается прувингов, то гомеопаты утверждают, что лекарства способны вызывать разнообразные и многочисленные симптомы, относящиеся к каждой функции человеческого тела и к психике ["Органон", § 108–110], подобно тому, как разнообразные болезненные состояния множества различных людей отображают огромное множество симптомов. Закон подобия, таким образом, является способом сравнения симптомов прувингов (искусственных, вызванных лекарствами болезней) с симптомами реальных человеческих болезней. Кроме того, это теория лечения, практикуемая главным образом, но не исключительно, в гомеопатии.

Прувинги не являются индивидуальными, они рассматриваются гомеопатами как сложные информационные образы. Они представляют собой объединенный банк данных, собранных из информации от многих людей. В объединенной картине лекарства может быть "спрятано" множество индивидуальных отображений болезни.

Другим важным аспектом прувингов является то, что любое конкретное лекарство вызывает характерные специфические симптомы, которые легко могут быть сопоставлены со специфическими симптомами человека/расстройства. Например, зуд и обидчивость Sulphur, сильный жар, краснота и лихорадка с бредом у Belladonna, зябкость и привередливость Arsenicum и сентиментальность, капризность Pulsatilla.

Эти "ключевые симптомы" стали важными в гомеопатических назначениях, поскольку они дают концентрированный, или краткий, образ лекарства, который удобно применять в лечении. Гомеопаты утверждают, что наряду с другими основными симптомами пациент всегда демонстирует один или более ключевых симптомов лекарства, которое требуется.

Закон подобия первоначально использовался в гомеопатии почти исключительно для острых специфических расстройств, подобно Belladonna при скарлатине, Camphora при холере, Arsenicum при диарее и Nux vomica при тошноте и рвоте. Именно при острых болезнях гомеопатия заявила о своих первых крупных успехах. Позже стало ясно, что идеальная степень подобия не обязательна для успеха, и пришедшие позднее гомеопаты подчеркивали на основании своих наблюдений, что до тех пор, пока основные симптоматические элементы лекарственной картины и картины болезни пациента подобны, лекарство должно излечивать. Таким образом, они заявляют, что лекарство должно содержать все симптомы пациента, но пациент отражает лишь часть всей симптоматической картины лекарства.

Иногда несмотря на то, что гомеопат подбирает лекарство, удовлетворяющее всем перечисленным выше условиям, он все же терпит неудачу в лечении. Этот опыт привел Ганемана к постулированию существования в организме невидимых загрязнений (хронических миазмов), которые блокируют действие правильно выбранного подобнейшего лекарства. Современные гомеопаты утверждают, что эту проблему можно преодолеть путем назначения определенных нозодов, полученных от больных сифилисом, гонореей или чесоткой, или с помощью кишечных нозодов [cм. Paterson, 1950]. Они утверждают, что когда затем возвращаются к хорошо подобранному лекарству, то оно работает как надо, доказывая, по их мнению, что невидимое загрязнение было удалено. Даже если все это терпит неудачу, может быть, что человек нуждается в лекарстве, которое до сих пор не прошло прувинг, или что пациент гомеопатически неизлечим [см. Tyler, When the Indicated Remedy Fails, 1936]. Можно было бы, конечно, возразить, что в этом отношении гомеопатия не полностью холистична, так как она отказывает пациенту в других методах лечения, сосредоточившись исключительно на назначении потенцированных лекарств. Если рассматривать ее только в этом отношении, она выглядит почти такой же нехолистичной как аллопатия.

В частности, гомеопаты обычно упоминают психические симптомы, темперамент, характер, своеобразные и необычные симптомы, а также модальности (то, что заставляет состояние пациента или его симптомы улучшаться или ухудшаться) как наиболее важные категории, сходство в которых между пациентом и лекарством должно быть высоким, чтобы лекарство вызывало положительную реакцию.

Подобие часто называют лекарственной гомеопатичностью, а самое подобное (самое гомеопатичное) лекарство часто называют подобнейшим (simillimum) для пациента. Симптомы прувингов образуют для гомеопатов банк информации об искусственных человеческих болезнях, которые, как утверждают гомеопаты, должны быть раз и навсегда установленными, неизменными и универсально применимыми. С точки зрения гомеопатов, это означает, что симптомы, вызываемые каким-либо лекарством (т. е. лекарственная картина), никогда не изменятся, ни сейчас, ни в будущем.

Таким образом, это рассматривается гомеопатами как "научный стандарт", с помощью которого могут оцениваться многочисленные симптомы реальных человеческих болезней, подобно тому как законы естествознания позволяют определить гравитацию, магнетизм, точку замерзания воды и т. д. Кент искусно выражает ту фундаменталистскую страсть, с которой некоторые гомеопаты придерживались этих принципов. Гомеопатия

означает закон, то есть твердый принцип, настолько же определенный закон, как закон гравитации; не догадку, эмпиризм или окольные методы, или заранее приготовленные лекарства последнего производителя. Наши принципы никогда не меняются, они всегда были такими и такими же останутся. Познакомиться с этими принципами и доктринами… познакомиться с лекарствами, которые никогда не меняют своих свойств… это крайне важная цель в изучении гомеопатии. Когда человек изучил эти принципы и продолжает применять их на практике, они становятся ярче и сильнее [Kent, 1900, рр. 28–29].

Закон подобия часто формулируется как принцип, согласно которому то, что вызывает группу симптомов у здорового при назначении в грубом виде, излечит тот же набор симптомов у больного, назначенное в минимальной дозе. Однако это не совсем точно, так как излечиваются не симптомы (это аллопатия), а весь человек. Таким образом, имеется соответствие между "психофизической совокупностью" болезненного состояния и психофизической совокупностью лекарственной картины. Для установления этого сложного соответствия в последние годы начали широко использоваться компьютеры.

Оригинал здесь

4A. НОЗОДЫ

Именно наш заокеанский друг д-р Константин Геринг придал первый импульс изопатии, ибо он в 1830 году предложил в качестве лекарства от бешенства слюну бешеной собаки, как пробовал Ксенократ до него, при натуральной оспе — содержимое оспенной пустулы, при псориазе — материю чесотки [Dudgeon, 1853, р. 143]

Идея назначения туберкулезным больным мокроты кого-то, страдающего той же болезнью, стара. В 1638 году Роберт Фладд, профессор анатомии, посоветовал в трактате… мокротой, выделяемой из легких, после соответствующей подготовки лечить туберкулез… В 1874 году Свон, нью-йоркский гомеопат, растер с молочным сахаром мокроту туберкулезного больного и назвал это Tuberculinum. Несколько лет спустя Бернетт приготовил свой Bacillinum путем растирания в спирте части легкого, взятой у типичного туберкулезного пациента [Allen, 1910, p. 569].

После начального этапа создания гомеопатической Матери медики посредством прувингов, с введением многих нозодов (продуктов болезни) наступил второй этап. Нозоды включают Anthracinum (1830) из сибирской язвы, Vaccininum (1873) от коровьей оспы, Hydrophobinum (1833) (также называемый Lyssinum) из слюны бешеной собаки, Medorrhinum [в 1842 г. Свон, Tyler, p. 528; см. также Grimmer, 1994] из гонорейного гноя, Syphilinum (или Lueticum, см. также Miles, 1982) из шанкра, Psorinum (1833) из чесоточных пузырьков, Carcinosinum из рака и Tuberculinum (1874) из пораженного туберкулезом легкого (Дж. Г. Кларк и Бернетт, 1890-е гг., Великобритания) или из туберкулезной мокроты (Свон, США, 1871, Blackie, 1976, p. 156; см. также Winston, 1989). Некоторые более экзотические, хотя и очень полезные нозоды: Nectrianinum из рака деревьев, Hippozaeninum из пораженных туберкулезом шейных желез лошадей, Aviaire из пораженных туберкулезом тканей птиц и Oscillococcinum из сердца и легких барбарийской утки [см. Pieters, 1994 и также BHJ, 1998 о двойном слепом клиническом испытании этого лекарства].

Существует также широкий спектр изопатических нозодов, используемых сегодня при острых болезнях (например, Pertussinum от коклюша, Parotidinum от свинки, Morbillinum от кори). Некоторые из наиболее важных нозодов прошли прувинг, но большинство из них используется просто для обычной профилактики.

Из сообщений об отравлениях, передозировке и некоторых экстремальных прувингах, а также из клинического опыта мы получили сведения о некоторых лекарствах, чьи симптомы, таким образом, очень близко соответствуют… патологическим симптомам… [Close, 1924, p. 195–6].

Изопатия (лечение болезни ее продуктами) вошла в моду в последней четверти XIX в., развивалась параллельно вакцинации и на некоторое время стала важной силой в медицине того столетия. В гомеопатии это увлечение продолжалось недолго, поскольку его терапевтические возможности были вскоре исчерпаны, и в результате от этого метода почти отказались. Многие нозоды, однако, продолжали широко использоваться в гомеопатии [см., например, Harling, 1974, Kennedy, 1974, Kerr, 1960, Paterson, 1950 и Sankaran, 1984; см. также Nicholls, 1988, pp. 181, 185, 228–30].

Скиннер, Бернетт и Кларк ввели в гомеопатию много новых нозодов, особенно от рака. Например, Melitagrinum, Morbillinum, Nectrianinum, Scarlatininum, Bacillinum testium, Coqueluchinum (также называемый Pertussinum), Carcinosinum [см. Webley, 1996], Epihysterinum, Ergotinum, Hippozaeninum и Schirrhinum [см. Allen, 1909, pp. 559–576] и Bacillinum Бернетта: "Продукт мацерации типичного пораженного туберкулезом легкого введен д-ром Бернеттом" [Boericke, 1927, p. 101]. Любопытно, что так много замечательных гомеопатов стали одержимыми изопатическими нозодами за последние два десятилетия XIX в. Что послужило основанием для этого?

В определенной степени эта склонность к использованию нозодов вытекала из патологических и бактериологических открытий того времени. Возможно, это случилось в результате бактериологических открытий в аллопатической медицине (микробная теория болезней), отраженных в умах по природе своей поэтических, метафизических гомеопатов. Поэтому мы можем проследить корни интереса Кларка и Бернетта в исследованиях Коха и Свона.

Существует нечто, что можно назвать "бактериальной линией", которая проходит от Роберта Коха (1843—1910), Геринга (1800—1880) и Сэмюэля Свона (1814—1893), а также Пастера (1822—1895) через Флеминга (1849—1945) к Баху (1886—1936) и Уилеру (1868—1946) в 1920-е, а затем к Патерсону (1890—1954) в 1930-е и 1940-е годы. Аллопаты и гомеопаты, вероятно, здесь смешались. Причина в том, что многие исследования в патологии и бактериологии были общими для обеих систем в то время. Появился интерес к тому, что находится за "стеной", которая разделила их, хотя в то время никто бы этого не признал. Редкая форма творческого "перекрестного опыления" иногда еще встречается в медицине.

Работа, проведенная в конце века по иммунизации и антитоксинам Пастером, Кохом, Берингом и другими, во многом обязана изопатическому движению в гомеопатии и постоянному использованию нозодов этой школой, начиная с 1830-х гг. и позднее [Coulter, 1973, vol. 2, p. 416].

Сэмюэль Свон из США (1814—1893) потенцировал Cholesterinum, работал над нозодами и высокими потенциями, приготовил в 1871 году Tuberculinum [Blackie, 1976, p. 156], и, как утверждается, провел прувинг Lac defloratum и Syphilinum. Он опубликовал Материю медику [ВНА Lib, 1992], приготовил Lyssinum из слюны бешеной собаки и провел прувинг Lueticum в 1880 году, Anthracinum и Tuberculinum bovinum [см. Winston, 1999, p. 99].

Несмотря на аллопатическую "бактериальную родословную", нозоды также возвращают нас к теории миазмов Ганемана. Большинство гомеопатов рассматривают болезненные состояния и больные органы как содержащие тайную сущность, или сигнатуру (миазм?) той болезни, которая может быть превращена в целительное средство посредством потенцирования. Это теоретическая основа для нозодов. Следовательно, со временем использование нозодов стало очень популярным "отклонением", или той возможностью, которая, по мнению людей, может привести к излечению от этих страшных болезней. Конечно, это было мнением большинства людей. Это, несомнно, была стратегия, взятая на вооружение против таких тяжелых болезней как рак, дифтерия и туберкулез, а Купер, Бернетт и Кларк следовали, по существу, ганемановской и метафизической линии, в определенной степени в оппозиции к более нацеленным на патологию врачам, таким как Юз, Даджен и Шюсслер, которые буквальнее интерпретировали гомеопатическое учение.

В самой грубой форме "привычка к нозодам", как пренебрежительно отзывался Даджен (в своих "Лекциях"), была чистой и необузданной изопатией, но на более тонком уровне это привело к открытию многих новых лекарств (таких как Tuberculinum bovinum, Carcinosinum, Lyssinum и т. д.), поэтому их нельзя просто вычеркнуть. Как замечает Култер, "несмотря на теоретические проблемы, изопатия была плодотворной концепцией, и использование нозодов стало очень распространенным в гомеопатической практике" [Coulter, 1973, vol. 2, p. 416].

Некоторые последние публикации по нозодам см. в NEJH 5.1, Winter 1996 о Medorrhinum, и в NEJH 5.4, Summer 1996 о Carcinosinum; см. также Woodhall Eaton, 1990; Assilem, 1990; Mundy 1981; Norland, 1991; Dey, 1988; Vakil, 1988; Wingfield-Digby, 1990; Sankaran, 1989; Vashi, 1989.

Оригинал здесь

4B. КИШЕЧНЫЕ НОЗОДЫ БАХА

Здесь будет уместным обратиться к ответвлению этой темы, которое появилось в 1920 году. Д-р Эдвард Бах (1886—1936) был микробиологом в Лондонском гомеопатическом госпитале в 1920-х и 1930-х годах. Существует спор по поводу того, практиковал ли сам Бах гомеопатию, но он действительно всю свою трудовую жизнь был с ней связан, и у него имелась медицинская практика на Харли-стрит в Лондоне. Таким образом, можно с уверенностью предположить, что он по крайней мере в некотором роде был гомеопатом.

Бах выполнил новаторскую работу вместе с д-ром Джоном Патерсоном (1890—1954) и австралийским врачом Чарльзом Уилером (1868—1939) о флоре кишечника, разработав серию кишечных нозодов [см. также Wheeler Obituary, BHJ, 1947]. Их использование было позже разработано детальнее Патерсоном. Патерсон, родом из Глазго, был очень интересной фигурой, горячим сторонником прагматичной и недогматичной формы гомеопатии. Он также два раза в неделю работал в Бредфорде [Brown, 1989, 1990]. Эти нозоды были потенцированными кишечными бактериями, выращенными из культур в лаборатории. Их дали пациентам и установили, что эти лекарства можно разделить на различные группы, каждая со своей собственной группой связанных с ней гомеопатических лекарств. Например, Proteus, который связан со многими лекарства, являющимися хлоридами металлов, особенно Natrum mur.; Gaertner — со многими фосфатами и Calc. flour., и Bacillus No. 7 — с большинством солей калия и иодидами [см. Paterson, 1950, p. 12].

Их использовали в основном для "толчка" при застрявшем лечении после того, как уже назначались определенные средства, и эти кишечные нозоды раскрывали конституциональую модель в Материи медике [см. Paterson, 1950].

Кишечные нозоды являются нозодами из "болезнетворных агентов", но не из внешнего мира, не от самой болезни, а из собственных продуктов отходов организма и кишечной флоры, содержащейся в толстой кишке. Они постоянно используются в гомеопатическом лечении хронических болезней и в целом рассматриваются гомеопатами как терапевтически незаменимые [см., например, Logan, 1995, Ortega, 1983 и Speight, 1948].

Хотя эти великие гомеопаты прошлого работали с некоторыми из самых страшных болезней своего времени, с самыми грубыми физическими симптомами, которые только можно себе представить, они тем не менее исповедовали метафизический подход в понимании характера болезненной силы и того, из чего и как исцеляющие средства могут быть приготовлены и использованы против этих болезней [см. Winston, 1999, pp. 186–8].

Та эпоха осталась примечательной тем, что темная физическая сила (продукты болезни и бактерии) и светлая духовная сила (цветок и экстракт живого растения) творчески сотрудничали, вырабатывая новые идеи [см. Gale, 1995, 1996; Mukherjee, 1994].

Оригинал здесь

5. ПОНЯТИЕ О БОЛЕЗНИ В ГОМЕОПАТИИ

Все причины настолько тонкие по своим характеру и природе, что они могут действовать от центра к периферии, внутри человека и изнутри наружу [Kent, 1900, р. 43].

Понятие болезни в гомеопатии выглядит совершенно отличным от представления об этом в аллопатической медицине. Не требуется, чтобы болезнь была очерчена, названа или объяснена, и не требуется искать ее причины, она только должна быть описана на обычном языке, то есть должны быть описаны симптомы. Симптомы рассматриваются как "язык природы", как вероятное выражение невидимой причины болезни или средства [см. С. М. Богер "Язык болезни" в его "Исследованиях в области философии излечения"].

Болезнь не называется по имени, но воспринимается, не классифицируется, но рассматривается, чтобы обнаружить саму ее природу [Kent, 1926, New Remedies].

Симптомы появляются для того чтобы отразить максимум усилий организма самостоятельно избавиться от лежащего в основе невидимого расстройства и указать на линию атаки, которая должна быть скопирована и усилена лекарством. Таким образом, гомеопат следует голосу природы, используя лекарство, которое имитирует до той поры неудачные попытки организма, но с большей силой. Гомеопаты, следовательно, рассматривают болезнь аналогично натуропатам, рефлексотерапевтам и проч., которые под симптомами болезни понимают реакцию организма на невидимый болезнетворный стимул. Возможно, сила действует долгое время в правильном направлении, но она слишком слаба и, следовательно, требует дополнительных чрезвычайных усилий.

На самом деле мы воспринимаем в болезни реакцию организма, цель которой — спастись… Любой симптом, который вы видите, является реакцией защитного механизма, направленной на установление баланса [Vithoulkas, 1985a, pp. 47–8].

Гомеопаты рассматривают симптомы как единственно важное, а их совокупность — как то, что должно быть устранено в болезни, чтобы успешно с ней справиться. Диагноз не таков, как в аллопатии. Присвоение болезням названий и классификаций осуждается:

Диагноз… это продукт старомодного безрассудства наименования болезней. За исключением нескольких случаев острых болезней, никакой другой диагноз, кроме того, что человек болен, не может быть установлен и не требуется. Чем больше человек думает о так называемом наименовании болезни, тем больше затуманивается поиск лекарства… [Kent, 1900, p. 23]

Для гомеопатов болезнь — это весь человек во всей его психофизической совокупности. Она не ограничивается одной областью тела как головная боль или сыпь на коже и не имеет никаких условных барьеров, то есть психики или тела, одного органа и т. д. Болезни и диагнозы, таким образом, в гомеопатической медицине значительно перекрываются и незаметно переходят друг в друга, в отличие от представлений аллопатии.

…Поэтому болезнь… воспринимаемая аллопатами как нечто отдельное от живого единства, от организма и одушевляющей его жизненной силы, и спрятанная в его недрах, является, сколь бы тонкой природы она ни была, химерой, которую могли вообразить лишь умы материалистического склада… ["Органон", § 13]

Болезнь, вероятно, лучше всего рассматривать как дефект жизненной силы, дефект в жизненной совокупности.

В конечном итоге, все симптомы болезни [психические и физические] возникают из невидимого источника в организме. Внешние факторы окружающей среды, в том числе бактерии и вирусы, лишь делают активным уже присутствующий болезненный процесс, они не являются основной причиной симптомов [Morrell, 1982/1995, p. 136].

Болезнь, по-простому говоря, это совокупность симптомов пациента, не больше и не меньше. Болезнь, таким образом, это довольно абстрактное понятие в гомеопатии, невидимая причина (или миазм, в соответствии с Ганеманом), которая лежит в основе всех видимых симптомов. Как у Платона и Плотина [см. Evans-Wentz, 1958, p. 85 и pp. 163–4; также Russell, 1943, p. 685], болезнь — это "ноумен" (невидимый), или скрытая причина "явления", или внешние, видимые эффекты (симптомы болезни).

…Болезни не являются и не могут быть механическими или химическими повреждениями материальных субстанций тела и не зависят от материального болезнетворного вещества, но являются лишь духовным динамическим расстройством жизни ["Органон", § 31, прим.].

И именно это врожденное и невидимое расстройство, по мнению гомеопатов, устраняется посредством использования потенцированных лекарств. Отсюда, вероятно, и проистекает отношение гомеопатов к материалистическим аллопатическим методам как варварским и ошибочным (как противоречащим естественному закону). Так как причина болезни нематериальна или очень тонка, то таким должно быть и лечение. Когда тонкая причина устраняется, то исчезают и грубые видимые эффекты. Кент рассматривал это как обоснование необходимости потенцирования лекарств, согласование тонкости лекарства с тонкостью невидимой болезненной причины.

Человек становится больным не из-за внешних причин, не из-за бактерий или окружающей среды, но из-за внутренней причины. Если гомеопат не видит этого, он не может правильно воспринимать болезнь. Беспорядок в жизнеспособном организме является основой первичного расстройства, и это расстройство проявляется признаками и симптомами [Kent, 1900, p. 34].

Современный аллопатический взгляд на причину болезни вращается вокруг трех концепций, с которыми мы все знакомы: несовершенные физиологические пути, генетических дефекты и инфекционных агенты, такие как бактерии и вирусы. Это все физические и воспринимаемые нашими чувствами причины, как и следовало ожидать от естественной науки. Гомеопаты, наряду с другими природными лечителями, отвергают эти понятия как единственные причины болезни, поскольку они не могут объяснить всех аспектов болезни таким образом, как объясняют аллопаты. Гомеопаты исповедуют намного более виталистичный взгляд на организм.

 ПРОИСХОЖДЕНИЕ ГОМЕОПАТИИ И ГАНЕМАН    ОГЛАВЛЕНИЕ   МЕЛАНИ ГАНЕМАН