ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Немецкий подлинник сего перевода, напечатанный в Дрездене в 1830-м году, был последствием статьи против гомеопатии, обнародованной в том же году знаменитым доктором Гуфеландом в издаваемом им журнале. В оном помещал г-н Гуфеланд с 1826-го года постепенно все статьи, относящиеся до гомеопатической науки врачевания, с присовокуплением собственных своих лестных отзывов как насчет самой науки, так и насчет образователя оной знаменитого доктора Ганемана. После того однако же, совсем неожиданно появилась 1830-го года в том же журнале во 2-й оного книге статья от самого издателя, в виде будто бы некоего оправдания, ослабляющая уже достоинство науки гомеопатической. Сия статья в непродолжительном времени напечатана и в российском переводе, "Сына отечества" в № 35-м, стр. 96. Таким образом, соотечественникам нашим, не знающим немецкого яыка, сделался известным один только укор на гомеопатию, а последовавшее на оный от доктора Тринкса возражение оставалось доселе сокрытым, тогда как справедливость требовала, чтоб поставлено было на вид читателям существо предметов обеих спорющихся сторон, дабы по беспристрастном соображении оных можно было сделать справедливое заключение об основательности того или другого. Поелику же статья г-на Гуфеланда (изданная, по-видимому, к унижению достоинства гомеопатии) известна уже, как выше сказано, русским читателям, то и возражение на оною предается также в переводе сем ко всеобщему сведению, с искренним желанием отвратить по возможности гонения и нападки на такой предмет, который по существу своему (вопреки всех препятствий) и по многочисленности разительных благотворных опытов обнаруживает уже ожидаемые от оного благодетельные для рода человеческого последствия.

Послание от д-ра Тринкса к д-ру Гуфеланду

Два года тому назад, когда в издаваемом Вами журнале для практического врачебного ведения излагали вы мнения Ваши насчет гомеопатии, то всеми последователями и приверженцами ее принимаемы оне были с искренней радостью, и взоры всех их устремлялись на Вас как на твердыню, прикрывающую со всех сторон мощной защитой своей угнетенную невинность. Надеяние в сем случае врачей гомеопатических долженствовало быть тем тверже, что между многочисленными преобразованиями, последовавшими во врачебной науке, в течении 40-летнего практического Вашего поприща, Ваши примирительные и к согласию приводящие выражения, сопровождаемы были всегда постоянством в суждениях и умеренностью в изречениях, и Вы, не быв увлекаемы никаким заманчивым призраком и без всякаго преждевременного восхищения, следовали всегда тем верным путем, по которому спокойная и обдуманная опытность руководствует человека, желающего настоящего добра науке, а человечеству истинного блага. В сем отношении приобрели Вы ныне и сохраните в потомстве достойное уважение и неувядаемую признательность. С живейшим чувством благодарности признаем мы Вас и почитаем Нестором врачебной науки!

Признательность к Вам гомеопатических врачей усугублялась более потому, что Вы первый изъявили должное уважение Ваше к основателю нового врачебного способа и к самой науке об оном в таком журнале, который почитается доселе за превосходнейший и полезнейший журнал аллопатический; в нем-то, прежде всех других, сообщены врачебному свету первые основания нового способа врачевания, для свободного соображения оных с последствиями от испытаний.

По прошествии многих лет, в продолжении которых способ сей неусыпными трудами изобретателя своего усовершенствовался и когда на защиту и порицание оного возникли по местам жаркие споры, поддерживаемые со стороны противников доводами, на совершенном неведении основанными, тогда выступили Вы на поприще и словом Вашим, умеренностию растворенным, обнаружили беспристрастное суждение Ваше. Обстоятельство сие не понравилось противникам гомеопатии. Читая с прискорбием Вами писанное, начали лютейшие из них относить мирное согласительное намерение Ваше или к наступающей преклонности лет, или к особенной снисходительности, уклоняющейся от той или другой стороны, или, наконец, к решительной наклонности к новому учению, неприличной якобы достойно Вами заслуженной общей славе.

Легко предвидеть можно было, что такое благое Ваше расположение подвергнется столь насильственному искушению и подпадет прискорбной участи, ибо, к несчастию, между врачами нынешних времен весьма мало таковых, которые одушевлены были бы усердным и беспристрастным рвением к науке и искусству, а напротив того, находится большее число тех, кои, не сделав прежде основательного испытания, решительно отвергают такия события, которых они или вовсе понимать не могут, или понимать не хотят.

Гомеопатическим врачам приятно было тогда, что Вы взяли сторону утесненных; Вы же сделали сие, как сами объявили, потому что правилом для себя имеете заступаться за притесненных. Со всем тем ожидание гомеопатических врачей не простиралось никогда до того, чтобы найти в Вас соучастника, горячего защитника. В то время, когда Вы столь чистосердечно и всенародно обнаруживали мнения Ваши насчет гомеопатии, считалось за приличие между аллопатическими врачами прибегать к насмешкам и ругательствам противу гомеопатии, противу сословия последователей ее и прочих в ней участвующих; многие даже из них за честь себе ставили как возможно более поносить и уничижать гомеопатию разными бессмысленными выражениями или, по крайней мере, выказывать оную как опасную раздавательницу ядов, а честное имя врача гомеопатического подвергать подозрению.

Уважения достойно, что Вы сами почтили похвалой заслуги основателя сего нового учения, ибо каждый, уважая заслуги других, привлекает уважение к собственным своим. Похвально также и то, что Вы упомянули имена многих достойнейших и никакими предрассудками не зараженных мужей, признавших опытами доказанную истину сего дела, как-то: президента Вильфа, Рауа и Видемана.

Далее сознаетесь Вы, что к уважению гомеопатии влекут Вас собственные Ваши правила и образ мыслей насчет врачебной науки вообще.

"Испытывай все и удерживай хорошее". Сие наставление распространяемо было многократно Ганеманом всему врачебному свету, но оное терялось, как голос в пустыне; ни один из множества противников ему не следовал, а напротив, каждый решительно осуждал гомеопатию на вечное забвение, потому что теория сей науки не сходствует с его собственными видами и потому, что вообще несравненно легче хулить, нежели изобрести что-либо лучшее. От сего произошло, что доселе не мог ни один противник опровергнуть гомеопатию во всех ее положениях основательно, ни теоретически, ни на самом деле; Вы сами, поставя выше приведенное наставление первейшим правилом в испытательных науках, а в особенности в медицине, ныне, вопреки прежде изъясненному Вами образу мыслей, судите о гомеопатии совершенно противно и высказываете без основательного испытания пределы, коими должно ограничиваться практическое ее существование, потому только, что Вам с первого взгляда многое кажется невероятным, что однако же на самой практике действительно с малым трудом исполнено быть может.

Incidit Scillam, qui vult vitare Сharybdim! (лат. "Встречает Сциллу тот, кто хочет избегнуть Харибды". — Прим. автора сайта).

"Медицина есть наука испытательная, практика есть ряд беспрестанно продолжающихся испытаний, производимых над человечеством".

К прискорбию, последнее есть слишком прямая истина. Практика аллопатического способа лечения есть нескончаемо продолжающийся опыт, и именно над болящим человечеством.

Почему же медицина была доселе только средством испытательным? Не потому ли, что недоставало в ней известности о той причине, которая служит основанием взаимному соотношению между целительным средством, болезнью и ее появлениями, ибо испытание есть не что иное, как стремление к достижению твердой цели, долженствующей быть пределом недоумению; испытание престает и оканчивается там, где найдена причина, служащая основанием явлениям и действиям. Две тысячи лет тому назад и более, продолжали врачи производить испытания над родом человеческим, но из всего того, дознано ныне только то, что болезни могут лечимы быть различными целебными способами; за всем тем, кажется, еще не определено, который способ есть лучший, вернейший и приятнейший. Следовательно, врачебная наука не имела еще доселе главного, всеобщего основания. До времени Ганемана неизвестно ей было соотношение между целебным средством и болезнью. Из сего следует, какое множество людей сделалось жертвой испытательного ее производства, вероятно губительнее всякой кровопролитнейшей войны. Неужели надобно, чтоб сия столь опасная для страждущего человечества испытательность еще долее продолжалась, и Вы сами ее поощряете! Не время ли уже научиться чувствовать, сколь предосудительно располагать наудачу жизнью болящих собратий наших посредством испытаний, ибо при каждом таковом опыте жизнь болящего человека становится целью оного; от случая только зависит, счастливо или несчастливо кончится испытание, а отвращение или удержание того и другого состоит уже не во власти испытующего, и именно потому, что оно есть испытание.

Вы правы в заключении Вашем, что сия жестоко отвратительная испытательность еще не кончена, ибо мы видим, что едва успел только сойти с позорища Braunianismus (система Брауна,) который отравлял людей необъятными приемами сильнодействующих веществ, как выступили со столь же страшными оружиями в Италии contrastimulus (противораздражительные средства), а во Франции vampurismus Broussais (бруссева кровоистощительная система), борясь между собой только в том, который из двух способов отважнее и дерзновеннее над человеческой жизнью владычествовать будет!

Испытательность, однако же, перестанет быть опасной для страждущего человечества, коль скоро врачи потщатся по совести установить физиологически меру силы действия лекарственных веществ (Physiologische Pharmaco-Dynamik), по неизменяемым законам которой могут они быть руководимы в употреблении оных, ибо сим только одним способом открывается возможность узнавать действие и способности каждого лекарства в особенности, и из сего только верного источника познания лекарств возможно будет врачу извлечь успешное распределение как противопоставлять каждой им основательно дознанной болезни приличнейшее и вспомогательнейшее средство; сей единственный способ сделать его врачем в полной силе слова; ему не нужно уже будет производить испытания над болящим телом; из множества средств не встретит он надобности выпытывать приличнейшее по той причине, что силы лекарств будут ему известны; одним словом, таковому врачу известно будет то, чего другой только ищет.

В сем токмо разуме может врачебная наука оставаться продолжающейся испытательностью, но отнюдь не в противном, предполагаемом аллопатией, которая силу лекарств испытывает над болящим организмом, и так, что наперед уже расстроенная деятельность жизненной силы нередко от такой слепой испытательности внезапно уничтожается, а еще чаще до такой степени ослабляема бывает, что по выдержании даже болезни остается еще в сему телесному устройству на долгое время бороться против действия столь вредной испытательности. Сему множество видим мы примеров. Аллопаты называют такие несчастные опыты, посрамляющие все тщетные их усилия в пользовании: пресыщением организма через ртуть (Mercur), наперстную траву (Digit), синильную кислоту (Blausäure) и т. п.

Свобода мыслить, свобода в науке есть наше высочайшее предположение, недопущение никакого самовладычества, никакого стеснения к принужденному верованию.

Напротив того, какая участь уготовлялась аллопатическими врачами за гомеопатию основателю оной и всем ее приверженцам! На них отяготело и доселе тяготеет самовладычество врачебного первенствующего сонмища, их стеснительного и ужаснейшего принуждения к полной в них веры. Здесь представляю я вам образчик той жалостной участи, которую за отдаленностью от места ее порождения Вам заметить невозможно было. Основатель гомеопатии, достопочтенный старец, живший тогда в Лейпциге, был посмеян и поруган врачами, был преследуем сатирическими сочинениями, в которых все, что только может служить к бесчестию достоинства человеческого, не было забыто. Учеников его, последователей и всех к нему приближавшихся в намерении воспользоваться удобнее изобретенным им способом лечения, постигла подобная же участь, незаслуженное презрение; равномерно и они исключены были из сонма, подобно индийским париям. Этого было мало; разными путями преследуемы они были в распространении поприща своего. Наконец, дошло до того, что изгнали самого основателя гомеопатии; от врагов его раздался радостный крик победы! Не лучше поступлено было со старшим учеником и последователем Ганемана, праводушным Штапфом в Науенбурге. Он так же, подобно учителю своему, был всевозможным образом поруган и посмеян и в продолжении многих лет жил как изгнанник между своей собратией.

Равным образом от всех, как человек и врач достойно почитаемый, Мориц Миллер в Лейпциге, претерпел подобные неприятности в то время, когда он объявил в пользу гомеопатии мнение свое. Не упоминая уже о множестве других встречавшихся ему огорчениях, довольно присовокупить, что многие, прежде хорошо к нему расположенные врачи, отдалились от сообщества с ним и прекратили с ним сношение. Я сам вынужден был перенесть с живейшим прискорбием всю тягость врачебного единовладычества.

В продолжение двух лет отдан я был на жертву всеобщему преследованию, какое только может изобрести утонченная злоба, клевета и тайная, всюду надзирающая зависть. Поистине, после всех таковых преследований трудно не истребить в себе всякую доверенность к человечеству, а еще труднее не отказаться от уважения к целому сословию, которое в слепой ненависти своей не оставляет в покое имя честного и благонамеренного человека, и которое вообще все испытывает для того только, чтоб расстроить все для человека священное!

Все сие совершалось над творцом гомеопатии и его последователями по единственной той причине, что они действовали со всем по противным основаниям и что исцеляли таких людей, которых аллопатическая школа неисцеленными от себя отпускала!

При всех оказанных нам несправедливостях утешает, однако же, нас уверенность, что спорим и терпим за такую вещь, которая распространяет повсюду на род человеческий истинное благо, долженствующее усилиться еще более, когда со временем прекратятся преследования, когда производство сего способа лечения освободится из-под настоящего рабского ига, налагаемого чрез притеснение от врачебного единовладычества. Будет время, в которое врачебное сословие не станет уже почитать гомеопатию опасной химерой, а последователей ее опасными изуверами, и удостоверится наконец, что мы заслуживаем от человечества полную признательность.

Ни за какие блага на свете не желал бы я пользоваться той похвалой, которую приписывают противники гомеопатии тем, кто постыдным образом преследует свою собратию потому только, что они иначе мыслили и действовали, как предписывает галенова догматическая заповедь! История как справедливый и беспристрастный судья не оставит со временем без повествования и о том, как преследователи сего нового способа лечения с основателем оного, с его последователями и друзьями жестоко поступали. Сия статья во врачебном повествовании будет достойна примечания! Мы везде видим общее стремление выказывать гомеопатию в глазах всех правительств или в виде явного ядомешательства, или подозрительного шарлатанства, и все сие на тот конец, чтоб подвергнуть оную под законное запрещение. Откуда же истекает сие стремление? Единственно со стороны врачей-аллопатов. Хотя не имеют они по сему предмету нигде успеха и с помощью Божией и иметь его никогда не будут, но не менее того усиливаются они положить препятствие ее распространению законным запрещением врачам-гомеопатам готовить самим лекарства, ибо им известно, что таковое препятствие есть для гомеопатии самое затруднительное! С давних времен первейшие жалобщики на посторонние теории были из тех партий, которые чувствовали необходимость за слабостью своих доводов прибегать к восстановлению на своих противников правительственной власти, мнения которой, как власти повелевающей, противоречию не подвержены. Чем же достигают они до такого запрещения? Вымышленным распущением басней, будто гомеопатические врачи раздают истолченный мышьяк! Причем, однако же, не сделано сему мнимо ядовитому белому порошку никакого основательно химического испытания! Не есть ли это неслыханное своеволие? Одна только ненависть аллопатических врачей заставляла порицать гомеопатов в ядосмешении, дабы через то привести их в подозрение и у всех прочих сословий. Но надлежит же и им подумать, что плоды сего постыдного оговора обратятся, наконец, на них самих; что придет время, в которое не только дела, но и желания ко вреду ближнего клонящиеся судимы будут!

Если прежде сего не возбранялось брауновой системе (и теперь еще существуют многие из его последователей, выступающие на поприще осуждения гомеопатов) раздавать больным опии и другие яды не токмо гранами, но драхмами и даже унцами; если в настоящее время меркуриальные смешения, Digitalis (наперстная трава), Bilsenkraut (блекота), Blausäure (синильная кислота), Belladonna (красовица) и т. п. в подобном же количестве из аптек выписываются и даются больным, то за сим следует вопрос: аллопатические ли или гомеопатические врачи суть в существе ядомесители? Поистине аллопаты, которые в дополнение к тому пользуются сим отличительным правом под щитом закона. Под названием ядосмешения разумею я здесь не то простое отравление, которое человека прямо на тот свет отправляет, но то утонченное, которое посредством великих приемов помянутых лекарств в болезнях уничтожает вернейшим образом неприметно и надолго силы человеского тела так, что и по выдержанной болезни коренной недуг на всю жизнь неисцеленным остается.

Поистине, могут ли подобные меркуриальные пользования иначе назваться, как не утонченные отравления? Не есть ли то отравления, когда посредством великих приемов Belladonna (красовицы), по замечанию Гелиса, в дитяте, страдавшем судорожным кашлем, оказались Hydrocephalus acutus (острая водяная болезнь мозга) или, по замечаниям д-ра Морица Миллера, удар; даже замечаемые самими аллопатическими врачами ужаснейшие действия Iodina (йода), не суть ли то самое, что смертоносная отрава? Наконец, не есть ли настоящее отравление, когда вслед за большими приемами Blausäure (синильной кислоты) происходят апоплексические случаи? Другие же тому подобные последствия суть неисчислимы. Без сомнения, в глазах аллопатических врачей они не считаются отравами, потому что из аптеки выписываются!

"К достижению цели, а тем паче в медицине, имеется много путей: один продолжительнее, затруднительнее, опаснее, другой успешнее, вернее и безопаснее". Положение весьма правильное, которому ни один гомеопат еще не противоречил, но поскольку намерение всех врачей заключается в отыскивании вернейшего и безопаснейшего пути, то остается удостовериться, аллопатическому ли или гомеопатическому способу принадлежит в том преимущество? В сем случае должны решить не пустые споры, а одна опытность, которая, как доказал Рау и другие, решила уже в пользу последнего.

За достоверное уже принято, что вообще нет ничего предосудительнее для науки и ничто так не умаляет общего к ней доверия, как открытая посрамительная распря, открытое взаимное уничижение между занимающимися ею.

Спор против гомеопатии подтверждает сие заключение, ибо способ, посредством коего он был веден, обнаруживает весьма ясно, как самый оговор, так и свойство большей части противников, и доказывает при том, что не польза науки и искусственное усовершенствование оной, но напротив того, низкие и отвлеченные посторонние виды их в сем случае руководствовали. Весьма ошибочно утверждаете Вы, будто первый повод к тому подан был самой гомеопатией, а тем паче основателем оной! Торжественно обращаю я упрек сей на самую аллопатию и на ее защитников; подтверждением же сего положения моего послужат мне первые сочинения Ганемана, изданные им в свет для основательного обследования, как, например, "Лечение опытное" (die Heilkunde der Erfahrung) и т. п. , которые Вы сами не отвергли поместить в читаемом многими журнале Вашем, а с тем вместе надлежит также прочитать спорные сочинения Геккера, Сакса, Мюкиша, Гейнрота, Фишера, Симона и пр. Тогда легко можно сделать целый набор ругательных и посмеятельных речей, определенных на посрамление и уничтожение пред публикой гомеопатии и основателя оной. Все они усиливались превзойти друг друга силой и оскорблением в выражениях!

Наконец, когда основатель гомеопатии в необходимости был испытать и перенести со всех сторон столь лютые порицания, и когда он затем ясно мог усмотреть, что спор их не деловой, но единственно пристрастный, тогда объемлющее его прискорбие вынудило обратиться на противников своих в несколько жестких выражениях, которые, по справедливости, в сем случае заслуживают быть в нем более извинены, нежели осуждаемы, ибо едва найдется ли столь равнодушный человек, который был бы в состоянии перенести хладнокровно все подобные злостные на честь его нападки. Ганеман никогда не употреблял личность к своей защите, но шел всегда, как ему и следовало, против нападков прямо на самое дело.

"Время рассудит!", и мы на это согласны. Доселе судили о сем предмете люди, живущие в нынешние времена. Но люди сии судили без испытания. Вероятно, приблизится скоро время, в которое воссядут на судилище люди, которые основывать будут приговор свой не иначе, как на предварительных основательных опытах.

Прежде, однако же, нежели мы приступим к подробному обсуждению здесь изложенных мнений Ваших о гомеопатии, не можем мы не изъявить удивления нашего в том, что встречаем опять многие такие статьи, которые 3 года тому назад предложены были Вами как опровержения всеобщего ее употребления и распространения, и которые тогда же почтенными друзьями моими гг. д-рами Морицем Миллером и Шубертом в "Архиве гомеопатического способа лечения" т. V, тетр. 3-я и др. основательно объяснены и опровергнуты были. По всему видно, что Вы или не читали возразительных замечаний помянутых гомеопатических врачей, или по крайней мере не удостоили их должным по свойству предмета вниманием. Гомеопатия и ее последователи подвержены вообще особенной их участи в том, что все с величайшей точностью и ясностью изложенные ими защищения гораздо меньшего внимания удостоены бывают от своих противников, нежели как от предусмотрительных и здравых разумом одаренных людей, не принадлежащих к сословию врачей. Кажется, что причина таковой беспечности зависит от некоторого рода неуместного тщеславия, от которого последователям гомеопатии столь же трудно отклониться можно, как ежели бы все натяжки, все безрассудные, неосновательные и отвратительные порицания и поклепы на новый способ лечения им вовсе известны не были.

После сего приступаем мы к самому предмету, т. е. к Вашим мнениям.

I

"Гомеопатию, — говорите Вы в Вашем приговоре, — не должно принимать за всеобщее основание целой врачебной науки, ибо быв принята в сем отношении при первом необразованном своем состоянии, сделалась бы она могилой для науки и для человечества". Мы знаем очень хорошо, что существует врачебная наука, которая и доныне составляется из многих врачебных способов, что самое доказывает, что вся она имеет доселе недостаток в общем положительном основании, ибо в противном случае надлежало бы существовать не врачебным способам, но одной только врачебной науке. Самый гомеопатический врачебный способ весьма еще отдален от того, чтобы основание оного можно было принять всеобщим положительным началом для всей врачебной науки. Гомеопатия спокойно и терпеливо ожидает, доколе возвысит ее до сей степени опытность, ибо место на сей предмет остается еще праздным. В прочем не усматривается никакой причины, по который бы гомеопатическое начало не могло действительно возвыситься до всеобщего основательного начала всей деятельной врачебной науки, если только опыт на самом деле удостоверит, что гомеопатическое соотношение между болезнью и целебным средством есть единственный, истинный и с природой и опытами согласный способ. Тогда, без сомнения, должны уничтожиться все противоречия и гомеопатия должна поставлена быть на высшую степень, ибо непреложность опытов ей оную предназначает.

Таким образом, когда бы опытность, как единственная в сем споре решительница, действительно подтвердила устрашающее Вас насчет возвышения гомеопатии предположение, то какое может выйти из того для врачебной науки предосудительное последствие? Напротив, надлежит ей ожидать от того неисчислимой выгоды, ибо:

1. Практическое лечение воспользовалось бы тогда желаемым преимуществом в том, что для каждого частного, как острого, так и хронического болезненного случая была бы возможность приискать специфическое (непреложное) целительное средство, буде оное еще не отыскано. На место опасной испытательности или темных мечтательных предначинаний поступила бы уверенность в производстве и в последствиях. Вместо многочисленных околичных лечебных способов заступил бы один прямой и совершенный, что самое составило бы с опытами согласующуюся теорию.

2. Теория, или самая наука, получила бы чистое и ясное понятие и известность о существе и свойстве болезни и о том соотношении, в каком находятся целительное средство с ближайшей причиной (causa proxima), чего ей в настоящем положении сделать было невозможно. Pathogenie (порождение болезни), Aetiologie (познание причины болезни), Pathologie (болезнословие) и все учение о врачебных средствах получило бы от того прочное и твердое основание.

3. Основанная доселе на грубых, необдуманных опытах лечебная наука возвысилась бы чрез то на степень рациональной (на разум утвержденной) науки, для которой открылась бы явная возможность достигать быстры шагом до всевозможно высшего своего совершенства.

4. Наконец, страждущее человечество получило бы давно желанную отраду иметь в большем числе бесчисленных немощей своих, против которых боролось оно доселе бесполезно, верную и скорую помощь, производимую сверх того посредством такого целительного способа, коего действия слабы и неизнурительны, и не похожи на те встречающиеся действия прочих лечебных способов, коих ужаснейшие над больными последствия нередко бывают почти жесточае самой одержавшей их болезни.

Когда в дополнение к сему признаёте Вы сами гомеопатию за специфический (непреложный) и прямой способ пользования, то сим самым приговором Вашим ставите Вы ее на настоящую степень совершенства, на которую может иметь право один только настоящий, а не околичный способ лечения. Опасение, будто бы гомеопатия, вступив на высшую степень всеобщего решительного начала деятельного лечения, будет могилой для науки, обнаруживается пустым призраком, отнюдь для благоразумного человека не страшным. Гомеопатический лечебный способ не имеет никакой цели опровергать медицину как науку. Напротив того, старается он, как мы то во многих случаях доказывали, возвысить знание на высшую степень ясности, и все то, что в ней как в науке остается доселе кое-где темным, старается прояснить и очистить. Таким образом, если бы гомеопатия, быв принята общим основанием практического врачевания, сделала аллопатический способ лечения (который сам по себе далеко не образует еще полную всецелость медицины как науки или искусственного деятельного производства, но есть не что иное, как часть лечебной науки) излишним, то и тогда будет одна только часть врачебной науки преобразованной. Врач, приготовленный, как ему быть надлежит, будет находиться не в меньшей необходимости иметь полное и совершенное понятие обо всей медицине, даже в необходимости он будет знать аллопатический способ врачевания исторически, дабы в состоянии делать о превосходстве того или другого способа основательное заключение. Впрочем, не излишнее будет присовокупить, что гораздо легче приобресть совершенное познание в аллопатическом врачебном производстве, нежели совершенно постигнуть гомеопатию.

Для лучшего, однако же, вразумления, объясним мы здесь единожды навсегда, что каждый врач, гомеопат ли то или аллопат, чтоб быть признанным достойным врачебного звания, должен неминуемо основательное иметь сведение как во врачебной науке, так вообще во всех естественных к оной принадлежащих познаниях. Следовательно, гомеопату должна быть известна вся совокупность вспомогательных для врачебной науки познаний, подобно как и аллопату. Равным образом, по примеру аллопата, надлежит ему знать общую и частную патологию, диагностику, семиотику и т. п. , и по исполнении сего будет он наравне с аллопатом приготовлен к врачебному искусству. Из сего явствует, что к познанию и дальнейшему образованию медицины гомеопатия не делает ни малейшего препятствия, а напротив того, успешно в том содействует, и что практически врачебные познания обогатятся, как то выше объяснили, чрез возвышение гомеопатического начала на степень всеобщего правила, ибо на место предположений поступит чистая уверенность, на место опасной испытательности явится благонадежность в производстве, и к истинному благу как человечества, так и науки и искусства, несовершенное заменится совершенным. В дополнение, нимало не опасаемся мы изложить здесь открыто, что гомеопатия во всех обратных действиях своих (Rückwirkungen), без сомнения, будет со временем не без сильного влияния и на самое руководство, и на усовершенствование врачебной науки во всем ее объеме, что и постараемся здесь объяснить краткими словами. Совершенно сообразно путям новейшей очищенной физиологии и всем естественным наукам, будет гомеопатия клониться к тому, чтоб изгнан был совершенно с поприща злой дух материализма, как бы оный ни представлялся, в виде ли гуморальной или солидарной патологии (т. е. на порождении болезней в жидкостях ли телесных или в твердых оного орудиях), и поставить на место того силу, действующую над самой материей, сим самым одушевит она врачебную силу и в сем смысле созиждет истинно одушевленную врачебную науку, ибо высшая цель гомеопатии состоит в том, чтоб освободить силу от связующих ее с материей оков, и таким образом ее освобожденной силой опять решительно и полновластно действовать на материю. Вследствие чего можно бы было определить гомеопатию динамикой болезненной жизни, а физиологию — динамикой здорового жизненного состояния.

Ближайшее познание гомеопатии разрешило совершенно сомнение наше насчет соотношения силы к материи, и мы ныне положительно удостоверены, что хотя сила без материи не существует, но что они обе взаимно одно от другой зависят и содержатся одна к другой как причина к действию, как производящее к производимому. Мы из неизменных опытов удостоверились, что через переменение болезненного стояния жизни могут даже так называемые органические изменения сделаться правильными.

Посему весьма близко сходствует с клеветой рассеиваемое некоторыми предположение, будто гомеопатическому врачу не нужно ничего больше знать, как признаки болезни и признаки действия лекарств. Отнюдь нет, мы напротив того утверждаем, что ему надлежит иметь гораздо обширнейшие познания, нежели аллопату. Ибо сведения его насчет действия лекарств должны быть гораздо основательнее и подробнее, нежели сведения аллопата, который довольствуется одним поверхностным об оных понятием.

Медицину нельзя поставить в противоположности с гомеопатией, как равно и сию последнюю с рассудком. За всем тем, медицина как наука не есть аллопатия. Ибо сия, подобно как и гомеопатия, составляет только часть всей врачебной науки, вследствие чего нельзя ни под каким видом приписать аллопатии преимущественно достоинство рациональной (на разуме основанной) медицины. Поелику она определяет основание свое на заключениях, нередко весьма отдаленных от здравого рассудка, и вообще великое существует различие между ratio (разумом) и ratiocinium (умозаключением). Аллопатия как врачебный способ зависит от вымысла, а гомеопатия от опытных заключений, а поелику никакой сравнительный приговор не может быть допущен без соображения со здравым рассудком, то из сего явствует, что гомеопатия есть рационально-эмпирический (т. е. на разуме и опыте основанный) способ врачевания.

Самое название аллопатии, основанное на теоретически-практическом начале, должно быть сохранено в своем значении, подобно как и название гомеопатии. Ибо обе суть врачебные способы, невзирая на то, что находятся в совершенно противоположном одна от другой отношении.

"Гомеопатия должна со временем сделаться могилой человечеству". Сие опасение столь же малоосновательно, сколько утвердительна та истина, что гомеопатия не имеет ничего общего с грубой эмпирией (т. е. грубой опытностью), ибо в том отношении, что просто опытность извлекается только из одних замечаний и испытаний, без всякой связи и основательности произведенных, то и не может она согласиться с гомеопатией, которая вопреки тому изыскала то отношение, которое существует между целебным средством и болезнью. Следовательно, по всей справедливости может она названа быть рациональным эмпирическим (т. е. на разуме и опыте основанным) способом врачевания. В сем отношении будет она тем менее предосудительна для блага человечеству, чем действительно вреднее были все прочие доселе известные способы врачевания. Вредность же и происходила от того, что аллопаты, пренебрегая опытами, или основывали лечебные планы свои на мечтательных умозаключениях, или имея столь же малое понятие о настоящем действии целебных средств, как в соотношении их к болезням, лечили оные по одной только грубой эмпирии, чем самым действительно рыли, в полной силе значения сего слова, могилу страждущему человечеству.

II

"Гомеопатия должна, однако же, употребляться как целебный способ, свойственный известным болезненным случаям, но при том долженствует быть подчинена владычествующему началу рациональной медицины".

Границы, в коих надлежит действовать сему врачебному способу, не могут, однако же, быть определены умственно (a priori), ибо определение сие предлежит опытному занятию. Правда, что гомеопатия не достигла еще доселе высшего своего образования, но стремится к тому быстрыми и смелыми шагами. При всем том, на степени настоящего своего усовершенствования, находится уже она в состоянии вылечивать такие болезненные случаи, которые, как Вы сами вынуждены были сознаться, противоборствовали употребленным другим самым сильным врачебным способам.

По удостоверению некоторых самих известных врачей, вылечивает гомеопатия острые болезни не только так же успешно, как и аллопатия, но, по свидетельству Рауа, гораздо в кратчайшее время и весьма надежным образом. На пространном же поприще недугов хронических помогает она гораздо более, нежели все доселе известные врачебные способы, ибо сии недуги, по собственным сознаниям многих аллопатических врачей, были доселе из числа тех, которые упорнейшим образом противостояли самым надежнейшим и постоянно продолжаемым аллопатическим врачебным предприятиям, до такой даже степени, что врачевание хронических болезней бывало предоставляемо от самих противников производству гомеопатии.

Если гомеопатия доселе не во всех еще болезнях с равным успехом действовала, то причина оному нередко скрывалась в помешательствах и остановках, которые успехам ее препятствовали, а именно: частью от того, что предпринимала случаи, пользованные прежде многими аллопатическими врачами по их собственным предположениям, в коих или слишком долгое продолжение, или действие употребленных лекарств доводили болезнь до неисцеленности, или частью от того, что в запасе испытанных гомеопатией лекарств приличного целебного специфического (непреложного) средства еще не найдено. Чем более, однако же, будет увеличиваться число испытанных лекарств, тем более распространится круг действия гомеопатического пользования.

Теперь, какие же суть те высшие начала рациональной медицины, коим должна быть подчинена гомеопатия? Вероятно, не гипотезы (предположения), на коих почтенная аллопатия болезненный быт (Krankheitswesen) и врачебные планы свои созидает; или та тактика, по коей она лекарства против болезней действовать заставляет; или не суть ли разве так называемые методы, на коих основана хваленая аллопатия, как-то: антифлогистическая, противожелудочная, возбуждающая, ослабляющая, отвлекающая и т. п. Если под сими предметами разумеются высшие начала естественных наук, то остается нам сердечное соболезнование о том недоразумении, в которое могло Вас поставить отдаленное Ваше сведение о гомеопатии и ее практических действиях.

Высшие начала естественных наук, как-то: познание законов природы, жизни, изнеможения и выздоровления, по мере той, как они (хотя, к сожалению, не довольно) известны, принадлежат вообще к каждой медицине, будь она гомеопатическая или аллопатическая. Следовательно, сии начала не суть ни под каким видом исключительные принадлежности медицины аллопатической, называемой Вами рациональной. И если гомеопатия подчиняет себя сим началам, то в сем случае не подчиняется отнюдь аллопатии, а напротив, гомеопатия приемлет доставшуюся на ее удел часть естественной науки, которую она обогащает открытием доселе неизвестных естественных законов — обогащением таким, в котором аллопатически пользующим врачам участвовать бы надлежало, ежели бы только существовала в них на то добрая воля. Истинно и всякого уважения достойно замечание, что взор основателя гомеопатии глубоко проникнул в органическую природу; мы же присовокупим еще к тому: и в свойство, и в существо болезней! Весьма уважительно сознание Ваше, что отличительного удостоения заслуживают труды, предприемлемые гомеопатией, довести до возможно лучшей ясности действия лекарственных веществ, определить их обстоятельнее и различить их относительно действий на ближайшие и последующие, ибо чрез то самое обнаруживаются многие неоцененные истины!

До времен Ганемана не в состоянии была врачебная наука постигнуть ни способа действия лекарств, ни соотношения оных к болезням. Все, что на сей предмет в лекарствословной науке (Arzneimittellehre) оговорено, было одно простое предложение, большей частью одна мечтательность, а не чистый опыт. Способ действия лекарств был большей частью объяснением по смыслу употребляемого тогда способа врачевания. И если сего объяснения недоставало, тогда по замеченному действию какого-либо средства, преимущественно на тот или другой орган или систему, приписывали ему специфическую (непреложную) силу, действующую на помянутые части и недуги. Настоящее же основание специфических (непреложных) действий приведено, наконец, в ясность посредством только правил гомеопатических. Столь же мутны были источники, из коих черпалось доселе познание сил лекарств, как то отличным образом доказал Ганеман в сочинении своем, называемом "Die Quellen der Mat. Med", в 3-м томе чистого познания о лекарствах (im 3 Bande d.r.a.m.).

Впоследствие сего, должны мы признавать Ганемана и врачей гомеопатических за образователей и основателей на природе и опытах утвержденного врачебного способа.

Теперь отвечаем мы на три следующие примечания:

1. "Дело это не новое". Некоторым образом это справедливо в том отношении, что прежде Ганемана производились врачами так же гомеопатические исцеления, но с той только разностью, что они не были в состоянии объяснить хода тех исцелений и не могли дать отчета о внутреннем соотношении между целебным средством и болезнью. По сей причине таковые исцеления оставались до самого открытия гомеопатических правил просто опытные произведения, коих коренные взаимные соотношения подлежали еще суждению разума. Таким образом, по уважению того, что Ганеман дознал взаимность сих двух действующих сил между собой, открыл и доказал, что они суть на природе и опытности основанные начала, то по всей справедливости ни под каким видом нельзя отказать ему в первенстве сего открытия. Без сомнения, во врачебной науке нередко бывала речь об особенном пользовании, названном Вами прямым и специфическим (непреложным). Равным образом в терапии и в Materia medica, как прежде упомянуто, оговорено было много о специфических (непреложных) средствах против той или другой постоянной болезни. Но ни один врач прежде Ганемана не мог объяснить причины, отчего то или другое средство находится в особенном соотношении именно против той или другой болезни и особенно оную исцеляет.

Специфические (непреложные) средства состоят в непосредственном, т. е. в гомеопатическом соотношении с болезнью, вследствие чего, по всей справедливости, восходит гомеопатия на степень прямого способа лечения, на чем самом основывается также самый неоспоримый и непреложный приговор, что все прочие способы исцеляют не прямым путем, но стараются достигнуть цели своей образом отвлеченным (per ambages). И так помощью сих доказательств поставлена гомеопатия свыше всех известных врачебных способов — каковая степень ей, по всей справедливости, принадлежит и принадлежать долженствует.

Таким образом, по удостоверению самого опыта, пользование scabies (чесотки), syphilis (венерической болезни) и перемежающихся лихорадок производимо бывает путем гомеопатическим, что самое сделалось нам известным только после открытия гомеопатических правил, ибо прежде сего ни один врач не мог объяснить причины сего исцеления. Оно производилось аллопатическими врачами просто по грубому опыту (rohe empirische Weise).

Ошибочно говорите Вы, что гомеопатия возвышает свой способ пользования на степень единственного способа врачевания, с пренебрежением будто бы при том коренных обстоятельств (der ursächlichen Momente).

Что непосредственный способ врачевания долженствует стоять на высшей степени, то сие не только необходимо, но даже предписывается самым здравым рассудком, ибо безрассудно было бы достигать желаемой цели побочной, а не прямой дорогой.

Неосновательно также то предположение, что будто бы гомеопатия не обращает никакого внимания на коренные обстоятельства (ursächliche Momente). На сей конец стоит только прочесть ганемановы подробные по сему предмету определения в 7-м и 9-м §§ "Органона" 4-го издания, из коих ясно открывается, что нет даже нужды гомеопатии оправдывать себя в сем несправедливом обвинении.

2. Диагностическое (распознавательное) определение. Подобно издателю, основывает и Ганеман понятие о ближайших причинах или о самой болезни на существенных, т. е. не отдельно с существованием оной соединенных признаках. Смотри "Органон", § 11 и 147-й, и др.

Из содержания вышеприведенных мест явствует, что указание, будто бы гомеопатия на одних только признаках частных болезней основывает свою диагностику (распознавательность) и из того выводит врачебное свое производство, схвачено, кажется, наудачу с воздуха, ибо Ганеман положительно утверждает, что одни только существенные и постоянные признаки должны руководствовать в распознавании частных случаев, как равно быть указателями в выборе и распределении гомеопатических врачебных средств.

3. "Правило к отысканию и употреблению целебных средств есть не новое". Хотя в глазных болезнях употребляли Вы сами красовицу (Belladonna) по тому уважению, что она производит в людях слепоту, в судорожном же кашле употребляли оною потому, что у здоровых людей оказывала она подобные действия над нервами глотки, а также причиняла здоровым в горле судороги и т. п. Но со всем тем, во всех врачебных повествованиях не находим мы нигде доказательства, чтобы кто-нибудь из врачей прежде Ганемана употребил в дело правило сходства действия лекарств с действиями болезненных признаков. Следовательно, Ганеману принадлежит в сем случае вся честь первенства. По справедливости могла бы она приписана быть и знаменитому издателю, если бы он вместо того, чтобы употреблять красовицу как средство специфическое (непреложное), извлек заключение свое об оной из правила Similia similibus (подобное подобным) и указал бы на всеобщую естественную законность оного из опытов. Всеобщая врачебная наука составлена из многих врачебных способов, и мы не только сего не оспоривали, но напротив того, доказали, что гомеопатический способ лечения должен занимать первое место, потому что он есть способ прямой. Невзирая на то, однако же, не отстраняет гомеопатия ни под каким видом употребление прочих целебных способов, а напротив, пользуется всем истинно полезным и употребильным; всем, что только способы те для блага человечества иметь в себе могут. Дабы удостовериться в том, стоит только взять в соображение сказанное Ганеманом на сей предмет в примечании его на § 63 "Органона".

Излишнее накопление крови не может ни под каким видом отвращено быть кровопусканием, ибо настоящая причина накопления чрез то уничтожена быть не может, а разве только уменьшится на короткое время количество крови. Подобным образом не может остановиться решительно излишнее волнение крови посредством Nitrum (селитры), Digitalis (наперстной травы), потому что те вещества производят сие не в дальнейших последствиях, но напротив в первоначальных влияниях врачебных сил своих, после которых последствующие действия оказывают именно противное. Открытый вначале Ганеманом и подтвержденный опытами естественный закон, что последствующее действие есть в существе противно прежде оказавшемуся, достаточно объясняет, отчего предпринимаемые исцеления помощью первоначальных действий целебных средств, которые Ганеман антипатическими называет, не суть продолжительны, но только на время болезнь отклоняют, между тем как гомеопатические целебные средства, невзирая на то, что оные при первом действии целебного вещества должны произвести усиление болезни не менее того, производят прочное и решительное исцеление, коль скоро только последствующее действие врачебного вещества образует противное первоначальному действие, т. е. отстранит болезнь совершенно. В великой силе противовозбудительных средств не может никак гомеопатия завидовать аллопатии. Допустив даже, что и противовозбудительными средствами могут отстранены быть некоторые легкие, внезапные болезненные случаи, как, например, частная простудная боль в каком-либо члене, простудная боль зубная посредством Executorium (искусственного нарыва), временный прилив крови к голове посредством раздражительной ножной ванны и т. п., но вопреки того, к достижению той же самой цели имеет гомеопатия гораздо действильнейшие и надежнейшие средства, нежели все упомянутые силой раздражения производимые способы. Хронические немощи никогда не могут излечены быть раздражительными средствами, разве только в некоторых случаях превращены быть могут в другие виды болезней, что без сомнения не всегда бывает выгодно. Вероятно, от подобной сему причины прошло сумасшествие некоторой женщины, которая, как повествуете Вы, быв тщетно пользуема гомеопатически, наконец посредством употребления слабительных и раздражительных средств выздоровела.

В существе, никогда не исцеляются хронические немощи прочно посредством искусственных нарывов. По крайней мере, мне не встречалось видеть ни одного настоящего исцеления даже самой легкой хронической немощи, произведенного посредством употребления сего способа, между тем как имел я часто случаи заметить, что подобные искусственные нарывы, быв без всякой пользы и облегчения несколько лет открытыми, ослабляли только приметно силы страждущего по причине потери соков.

Гомеопатия весьма охотно предоставляет всем прочим целебным способам всеобщее преобразование жизненных динамических (силоразвивательных, dynamischen) способностей посредством старания расслаблять жизненные силы через лишение больного питательных веществ по той причине, что она к изменению болезни и превращению оной в здоровое состояние имеет непосредственный, гораздо успешнейший и безвреднейший способ. Крепительных же средств, подобно тому, как аллопатия и Вы их допускаете и употребляете, гомеопатия не знает. Напротив того, старается гомеопатия по отстранении прежде болезни, уничтожить слабость, болезнью произведенную, посредством питательных средств, силу и соки дающих. Хотеть же во время болезни подкреплять телесные силы посредством лекарств есть совершенное безумие. Равным образом, столь же мало употребляет гомеопатия голодом морительное пользование, даже и в случае расстройства в жизненных орудиях (Desorganisationen), по той простой причине, что пользование таковых случаев удается ей совершать гораздо легче и без всякого изнурения. Великая польза, ожидаемая от изнурения голодом, есть в существе не что иное, как тяжкое удручение болезни и ничтожное отстранение оной, которая сверх того, если не будет впоследствии употреблено настоящего непосредственного способа лечения, опять по прошествии нескольких лет возвратится.

Часть II