Д-р Лев Бразоль (Санкт-Петербург) |
|
Самуил Ганеман. Очерк его жизни и деятельностиИздание Санкт-Петербургского общества врачей-гомеопатовСанкт-Петербург, 1896 |
ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА САЙТАПредлагаемая ниже книга знаменитого русского гомеопата Льва Евгеньевича Бразоля (1854—1927) "Самуил Ганеман. Очерк его жизни и деятельности", увидевшая свет в 1896 году, во многом не потеряла своей актуальности и по сей день. Конечно, чисто биографические сведения, касающиеся жизни Ганемана и основных его трудов, вполне безупречны, и к д-ру Бразолю, инициатору возведения памятника Ганеману и славному труженику на ниве российской гомеопатии до самого ее крушения в годы переворота 1917 г. и последовавшей затем гражданской войны, здесь претензий нет. Они появляются лишь тогда, когда речь заходит об оценках, которые выставляются "позднему" Ганеману и его трудам, глубину которых Лев Бразоль, как и подавляющее большинство его современников, не смог оценить в должной мере. Далеко не многим было тогда, в XIX веке, понятно, что последние известные современникам работы Ганемана, в том числе "Хронические болезни" (1828) и 4-е издание "Органона" (1829), в котором впервые была изложена теория миазмов, вовсе не являются взбалмошными причудами "замечательного старика" (по вольному определению Бразоля), вздумавшего на склоне лет создать новую увлекательную теорию для объяснения особенностей гомеопатического лечения, но представляют собой вполне логичное развитие ганемановских идей, являясь результатом многолетних наблюдений и размышлений Ганемана. Время, как оно это делает всегда, расставило все на свои места. Миазматическая теория Ганемана ("теория псоры" по Бразолю), некогда осмеянная и отклоненная даже многими из его ближайших учеников, ныне заняла прочное место в программах изучения гомеопатии любых мало-мальски уважающих себя гомеопатических учебных заведений и в каждодневной практике гомеопатов наших дней, и является такой же неотъемлемой частью гомеопатии, какой, скажем, анатомия и физиология являются для медицины. Жизнь подтвердила также исключительную эффективность высоких и даже сверхвысоких разведений, становящуюся возможной только благодаря равным образом отнюдь не одобренной современниками Ганемана теории динамизации (потенцирования) лекарств. "Талантливые и свободомыслящие ученики Ганемана", которые, по словам Бразоля, "взяли под защиту учение от увлечений ее творца", остались в истории гомеопатии первыми раскольниками в гомеопатическом лагере, пытавшимися ограничить гомеопатию собственными представлениями о ней, и заложившими почву для последующего глубокого кризиса, в состоянии которого гомеопатия встретила XX век. Талантливость же их не пошла дальше создания нескольких весьма посредственных памфлетов и лечебников, о которых ныне помнят разве что историки гомеопатии. Абсолютно не соответствует реальному положению дел и сообщение о том, что во время парижского периода научная деятельность Ганемана-де оскудела. Ганеман не только продолжал активно работать, но и непрырывно искал пути к дальнейшему усовершенствованию своего метода, о чем подробнее можно узнать, например, из интересной книги Римы Хэндли "В поисках позднего Ганемана" (Rima Handley "In Search of the Later Hahnemann", Beaconsfield Publishers Ltd, 1997), а также из многочисленных публикаций в мировой гомеопатической прессе. В Париже Ганеман издал переработанную версию "Хронических болезней", а незадолго до смерти завершил редактирование 6-го издания "Органона", ныне заслуженно считающегося венцом ганемановских трудов. Извинением Бразолю может служить тот факт, что тогда, в конце XIX века, об этом почти не было известно. Совершенно лишним можно счесть неоправданно подробное для биографического очерка, предназначенного для широкого круга читателей, углубление в детали личной жизни Ганемана, касающихся его второго брака и имущественных проблем в семье Ганемана, с ним связанных. Ганеман был безусловно счастлив во втором браке, о чем мы знаем не только из воспоминаний современников, но и из личных писем Ганемана друзьям. Вероятно, лишь благодаря Мелани были сохранены (хотя стали известны широкой публике спустя много лет) истории болезней ганемановских пациентов и рукопись 6-го издания "Органона". Об истории отношений Ганемана и Мелани д'Эрвильи (1800—1878) можно прочитать в книге все той же Римы Хэндли "Гомеопатическая любовная история. История Самуэля и Мелани Ганеман" ("A Homeopathic Love Story. The Story of Samuel and Melanie Hahnemann", North Atlantic Books, Berkeley, California, 1990). Не могу здесь не упомянуть, что завещанию Ганемана — предмету третьестепенному, если вообще имеющему какой-либо вес в ганемановском жизнеописании, уделено целых 7 страниц во всего 34-страничной брошюре некоей В. Павловой "Самуил Ганеман — основоположник гомеопатии" (СПб, 1992). Я вообще не упоминал бы эту брошюру, жалкий и недостойный плагиат с "Очерка" Бразоля, если бы не этот факт. Вряд ли Бразоль мог подозревать о столь утилитарном, на забаву досужего читателя, использовании тех сведений, которыми он поделился в своем "Очерке". Если для Бразоля это хотя бы было деталью в достаточно подробно им изложенной ганемановской биографии и, вероятно, средством еще раз продемонстрировать свою личную неприязнь как к Мелани в частности, так и к "неправильному" парижскому периоду в жизни Ганемана в целом, то в павловской брошюре столь большая и абсолютно неуместная вставка (при отсутствии многих действительно важных сведений из жизни Ганемана) выглядит откровенно неумной и оскорбительной, если не сказать сильнее. Ганеман немало зарабатывал, но тот образ жизни, что супруги вели в Париже, предполагал и немалые траты. Никакого огромного состояния Ганеман после себя не оставил, Мелани вскоре вынуждена была искать более дешевое жилище и продавать вещи, а в дальнейшем обеспечивала себя частной гомеопатической практикой. В последнее время появилось немало интересных материалов, заставляющих по-новому отнестись к ранее считавшимися неоспоримыми фактам, излагаемым Бразолем — например, отъезд Ганемана из Лейпцига в Кетен традиционно приписывался исключительно преследованиям со стороны врачей и аптекарей, которым он подвергался в Лейпциге. Однако в своей докторской (MD) диссертации "Samuel Hahnemann in Leipzig: Förderer, Gegner, Patienten: Die soziale Network der Homöopathie zwischen 1811 und 1821" (Дрезден, 1997), которая конспективно представлена статьей "Was Hahnemann driven out of Leipzig? The Leipziger practice and why Hahnemann moved to Köthen in 1821: Patients Numbers and Polemics" ("Patients in the History of Homeopathy", European Association for the History of Medicine and HealthPublications, Шеффилд, 2002), Катрин Шрайбер показала, что переезд Ганемана в Кетен был вызван чисто экономическими причинами. Все сказанное выше лишь призвано сообщить читателю, что в "Очерке" Бразоля есть вещи, которые были со временем пересмотрены или всего лишь отражают личную точку зрения знаменитого российского гомеопата. В целом же "Очерк" Бразоля, вне всяких сомнений, является вполне добротным источником сведений о жизни и деятельности величайшего из великих врачей всех времен — докторе Самуэле Ганемане, основоположнике гомеопатии. Александр Коток ОГЛАВЛЕНИЕ КНИГИ |